он видел стройную систему доказательств, которая была прекрасна и неопровержима – по крайней мере теми, кто составил «Жизнеописание». На мгновение Тео почувствовал голос совести, напоминающий о том, что недостойно служителя Защитника соревноваться с мёртвыми. Но дрожь, с которой он поспешно записывал своё открытие, боясь упустить хоть какую-то деталь, была свидетельством против него. Он всё-таки не мог равнодушно принять то, что узнал что-то, что пропустили поколения просветителей…
– Тео, друг мой…
Звон разбитого стекла прервал голос просветителя Тирема: вздрогнув всем телом, Тео дёрнул рукой и локтём уронил стеклянную табличку на каменный пол библиотеки.
Злой на себя и на добрейшего просветителя Тирема, который появился так некстати, Тео, чтобы скрыть выражение своего лица, тут же нырнул за рукописью. К счастью, пожелтевший лист с большими витиеватыми буквами старокахольского не пострадал. Тео бережно положил рукопись на стол, а затем принялся собирать разлетевшиеся осколки, бормоча извинения замершему на месте просветителю.
– Я отнесу рукопись в стекольную мастерскую, – виновато сказал Тео, поднимаясь.
На звон сбежались хранители, но просветитель Тирем кивнул на слова Тео и взмахом руки велел им возвращаться на свои места.
– Тео, в последнее время ты сам не свой. Что случилось? – встревоженно спросил просветитель. – Я не хочу по-стариковски лезть в твои дела, но мне больно видеть, что талантливый слушатель сгорает, как свеча за Вечерний Обряд.
Тео вздохнул и устыдился раздражения и злобы, невольно испытанных им к старому просветителю. Просветитель Тирем всегда был добр к нему – да и к другим слушателям тоже, – но Тео всегда выделял и как ребёнок радовался его достижениям. «Что же происходит с тобой, Тео Гранций, раз ты теперь на каждого, кто отвлекает тебя от твоего исследования, готов шипеть от злости?» – грустно подумал слушатель.
– Да так, небольшие неприятности, Айл-просветитель, – пробормотал Тео, и тут только заметил, что порезался, собирая острые осколки, и теперь яркая кровь, такая неуместная в библиотеке, стекала по его пальцам, обвивая их тонкой красной нитью.
– Тебе нужно к врачу, немедленно! – строго сказал испуганный просветитель Тирем и, не желая слушать никаких возражений, увёл слушателя из библиотеки.
Тео успел только схватить со стола свои записи и, свернув их, сунуть в карман перепачканную кровью бумагу.
Тар Квид, школьный доктор, как всегда, встретил пациента спокойствием и своей кривой врачевательской усмешкой, заверил просветителя Тирема, что позаботится обо всём, и вежливо выпроводил его. Не теряя времени, он осмотрел порезы, аккуратно промыл их, обработал густой травяной мазью, в которой по запаху Тео распознал горный тимьян, и перевязал чистой белой тканью.
– Порезался, когда собирал стекло от разбитого футляра рукописи в библиотеке, – пояснил Тео в благодарность доктору Квиду.
Доктор сам никогда не спрашивал, что случилось, без необходимости. Просто делал своё дело. А случалось разное.
– Надеюсь, в вашем варварском уставе нет пункта о том, что нельзя разбивать стеклянные таблички, и тебе не грозит какое-нибудь наказание? – уточнил Квид, стоя у стены сложив руки и любуясь своей работой.
– Нет, насколько я знаю, пока нет, – улыбнулся Тео.
Его всегда умиляла эта светская гуманистическая неприязнь доктора к нравам и обычаям «диких служителей», как он их часто называл, особенно по контрасту с тем, как давно и добросовестно он врачевал раны и болезни всех обитателей Ледяного Замка.
– Знаете, Айл-доктор, я вспомнил такую забавную вещь: в детстве бабушка говорила мне, что если порезаться о разбитое стекло, то маленькие осколки непременно попадут в кровь, дойдут до сердца и человек умрёт, – сказал Тео. – В детстве мне не раз представлялась эта смерть.
– Даже не мечтай, – серьёзно отозвался доктор Квид, убирая инструменты и лекарства в большой стеклянный шкаф.
От звука маленьких серебряных ножниц, звякнувших о стеклянную полку шкафа, Тео нервно вздрогнул. Квид заметил это, внимательно посмотрел на слушателя, и тот вынужден был отвести взгляд.
– Смотрю, они тебя совсем замучили, – вздохнул доктор.
Желание всё рассказать и найти сочувствие у человека, мнение которого важно и ценно, накатило на Тео вместе с усталостью и переживанием от случая в библиотеке. Но он сдержался и позволил себе совсем немного:
– Это не они, я сам, – сказал он грустно.
Квид покачал головой и поставил на маленькую жаровню кофейник, даже не спрашивая, будет ли кофе его пациент. От такой удачи как кофе с доктором в Ледяном Замке не отказываются.
– Ну-ну, насколько я могу судить, любой упорядоченный культ как раз и сводится, по большому счёту, к тому, чтобы заставить человека думать, что он сам именно этого хочет.
Когда Тео попадал в больничное крыло, Квид всегда начинал спорить о вере в Защитника, но слушатель был искушён в поединках по риторике, поэтому чувствовал себя как взрослый в споре в ребёнком – то есть соглашался или переводил всё в шутку с мудрой такой улыбой. Впрочем, у доктора была какая-то своя правда, которая, вопреки всем законам построения спора, невольно покоряла пристрастного собеседника.
– А разве хоть какие-то отношения между людьми строятся на иной основе? – спросил Тео, не удержавшись.
– Ну хорошо, мастер слушатель, в таком случае я, как школьный доктор, хочу, чтобы ты хотел беречь немного своё здоровье. Прежде всего, от того, что у тебя здесь, – тут он коснулся своей головы с густыми и короткими чёрными волосами.
Кофе почти было закипел, но Квид ловким и точным движением, совсем как до этого перевязывал руку Тео, снял кофейник и поставил на стол тонкие глиняные чашки с контурами Ледяных гор – подарок кого-то из пациентов.
Слушатель улыбнулся, но оценил ненавязчивую заботу доктора.
– Я постараюсь, – сказал он.
– Не постараешься, – со вздохом произнёс Квид, разливая кофе, – но вы тут почти все такие. Мастера Грави на вас нет. Но ты, конечно, особенно.
– Мне кажется, вы ко мне несправедливы, – сказал Тео, бережно сжимая в руках горячую, почти обжигающую глину чашки.
– Ну да, предвзято отношусь к своему земляку, – хмыкнул Квид, пододвигая к Тео коробку печенья из Морской стороны.
Так они сидели, пили кофе и болтали ещё довольно долго для людей, у которых немало дел и обязанностей. И Тео, к своему удивлению, почувствовал, как тугой узел, которым в его голове завязались нити реальности, слегка ослаб. И хотя Квид смотрел немного свысока и советовал, – сам понимая бесполезность таких советов, – не доводить до крайностей, освобождать голову от мыслей, даже очень важных, не зацикливаться, как тот моряк Морской стороны, который обещал доплыть до горизонта, и прочие обычные докторские рекомендации, которым никто не следует (по крайней мере, точно не служители), но от общения с доктором почему-то становилось тепло на душе, как от имбирного чая зимним вечером.
С сожалением Тео взглянул на часы и понял, что пора уже идти на занятия к Плинию. На ненужные занятия по концентрации. Только чтобы его хранитель и просветитель Инанис чувствовали, что они сделали