Читать интересную книгу Развилки истории. Развилки судеб - Григорий Ильич Казакевич

— и возникла идея их слить. Так я понял потом.

Он дослушал, кивнул: „Уходи!“ И слуга протянул кошелёк. И тогда я решился и задал вопрос: „А доплыл Бомилькар? И куда он доплыл?“ Флотоводец разгневанно встал, гаркнул: „Как ты посмел!“ Он навис надо мной, как корабль над лодчонкой. Телом, духом и властью — гигант. Исполин, громовержец… А потом успокоился, тихо сказал: „Чужеземец… Ты не понял, что сделал. Но прощаю тебе, ибо умных и знающих мало. И их надо беречь. Ты к тому ж рассказал мне про Нехо, пробудил интерес. Вот поэтому — книга. Прочти. Но тут очень немного. Обрывки. И судьба кораблей неизвестна“.

И читал я скупые слова, за которыми — сила и смелость, своеволье и рок, человек и стихия — и, сквозь боль и усталость, сквозь труды и потери — всё же вера в победу и стремленье вперёд.

„Мы доплыли до Южного Рога[28]. Ганнон в древности дальше не смог — повернул в Карфаген. А я смог. Здесь не место для Нового Карфагена — и мы двинулись дальше на юг. Но Баал стал мешать. Ветер дул, не пуская вперёд, и команда роптала. Я принёс жертвы — только ветер всё дул. И тогда я свершил небывалое. Я направил свой путь в океан. Я отдался на волю теченья — и оно понесло меня вдаль — и лишь воды вокруг. И команда дрожала, и хотела восстать — но зачем? Всё равно ведь не знали, что делать. Двух смутьянов прикончил своею рукой. И велел: их — в пучину. Без траурных слов. Не Мелькарту, а рыбам. И суда шли за мной — много дней и ночей, а куда — я не знал. Но помог мне Мелькарт — и вдруг — берег!“… И вот тут переписчик отметил: „Путь недеяния выше деяния“. Не считаю, что так бы сказал Бомилькар!

„Берег дикий. Сырость, мерзкие насекомые. Люди в жалких лачугах. Золота нет. Надо плыть на восток — всё же к Индии. Но удастся ль доплыть?.. Я возвёл крепость, оставил три корабля с экипажем и войском. Если нам суждено утонуть, здесь останется след Карфагена. И опять — в океан. И Баал против нас! Буря. Я такой не видал. Нас швыряло и взад и вперёд, волны били в борта и грозили разбить, небо было черно, а порой море жутко сияло пред тем, как ударить сильней! Много дней мы носились неведомо где. А потом всё затихло. Корабли собрались. Из семнадцати — восемь. Три — на дальнем чужом берегу. Шесть исчезли в пучине. А ещё через день появились вдруг два. И я сердцем восславил Мелькарта“.

И ещё была краткая запись: „Мы обошли Ливию с юга и теперь плывём на север. Я, Бомилькар, доплыву дальше, чем мой предок“[29].

Дальше в книге — ни слова о них.

А я здесь, на далёком востоке, узнаю о неведомой западной суше, где оставлено три корабля Бомилькара. Впрямь — Земля круглая! И действительно что-то — хотя и не всё — возвратилось на круги своя… А ведь больше никто никогда и не слышал о них!.. И Чжэн Хэ без вопроса кивнул: „Больше сведений нет. Я велел просмотреть весь Великий свод знаний“. Двадцать тысяч томов! Сколько ж надо людей — просмотреть… Видно, вправду великие планы!.. А Чжэн Хэ посмотрел на меня — я увидел: решает — сказать, не сказать? — и услышал: „Мы смотрели не только свод знаний, но и книги, которые велено сжечь. Ты об этом молчи. Но хочу, чтобы знал“. А потом пробурчал: „Ну, узнал — уходи. И тебе объясню, чужеземец: ты дерзнул у меня — у великого евнуха, флотоводца, одного из первейших людей в Поднебесной — что-то нагло спросить. Для дальнейшего помни: другой не простит. Слуги вышвырнут, битого палками… Ну и нравы у вас… Нет почтения к высшим. Не мешало б исправить!“

А и впрямь вдруг захочет исправить? Не позволю. Не дам!..

Мысль была: ведь промчались две тысячи лет! Все теченья могли измениться. Корабли поплывут по старинным путям — а пути-то и нет! Как в пустыне — по старой дороге, где иссохли колодцы… Когда шёл к вам в страну с караваном, так едва не погиб. Только мудр был Чжэн Хэ, и всё делал надёжно. Человек!..». И такая вдруг боль прозвучала в словах! И почудилось мне, что ответил портрет. Но, конечно же, только почудилось. «…От Мугудишу он направил три судна на юг. Два из них возвратились. И Чжэн Хэ не вслепую готовил поход!.. И Чжэн Хэ — исполин! Всё рассматривал в целом. Бомилькар, устремившись на запад — нет, попавший туда недеяньем, — улыбнулся слегка, — обнаружил — Катай[30] — не Катай, но какую-то землю. А от вас это путь на восток. И туда флотоводец послал корабли. Я не ведаю, сколько судов. Но при мне не вернулся никто. И поэтому, думаю, выбрал бы западный путь. Но к востоку разведку ещё б посылал. В общем, шли б корабли.

И пришлось мне пресечь. Вызвал джинна — и сам же загнал его снова в кувшин… До чего ж был величествен вызванный мною гигант! А убила царапинка, яд. Он любил нюхать розы. И, гуляя по саду, наклонился к цветку. И кольнул я мечом, как шипом. Он и вправду подумал, что шип. Капля крови — и смерть через день… Этот самый клинок, хоть без яда сейчас, — и кивнул на отброшенный меч. — А какие громадные планы! Увеличенный флот — чтоб, проплыв сквозь бескрайние воды, потеряв корабли, всё ж предстать в грозной силе и славе пред владыками западных стран. И Чжу Ди вдохновился идеей. И ещё бы немного — и вырвался б джинн! И тогда я устроил пожар. И прекрасный дворец обратился в ничто. Чудо-здания — в пепел и дым! Вихрь огня, человеческий крик. Боже мой! Сколько их там погибло!» И я вспомнил горящие мачты и крик кораблей — а здесь люди кричали, горя! И не в смутных виденьях, а в яви.

Он сидел за столом, сжав руками виски: «Нет прощения мне. Потому ты и жив. Потому и вручил тебе меч. И ты сделай, как должно. Но сначала дослушай рассказ. Император Чжу Ди стал утрачивать меру. Возведенье дворца унесло в сотню раз больше жизней, чем страшный пожар!.. Безобидный цилинь, длинношеий, пятнистый и добрый, даже рог у которого мягок, не способен вредить — символ мира, всеобщего