сейчас, и, что удивительно, почти в двух шагах. Я хочу сказать, конечно, не «такие», а «такая», потому что она одна, другой быть не может, даже близко. Ты же понимаешь, дело вовсе не в красоте, хотя, если честно, красивее девушки я не встречал, но это совсем, совсем не главное. Тут даже говорить о красоте как-то неуместно. Это нечто большее…
Такие порывы с Иваном случались нечасто, но именно в них обнажалась его истинная сущность. И друзья ещё больше ценили его за искренность и непосредственность.
– Конечно, я знаю Ульяну Громову, – улыбнулся Виктор. – В Первомайске её любят все. И есть за что. Она может повести за собой других. Вот такие девушки нам сейчас особенно нужны.
Надя и Валя
Пополнение из девяти первомайских комсомольцев во главе с Ульяной Громовой внушало оптимизм. Среди них были к тому же комсорг Майя Пегливанова, неутомимая жизнерадостная девушка с быстрыми карими глазами, и Толя Попов, чья отвага давно стала в Первомайке такой же притчей во языцех, как на Шанхае – подвиги Серёжи Тюленина. И Ульяна, и Майя, и Анатолий, и все ребята, о которых Виктор узнал сегодня как о новых членах организации, конечно же, не могли пассивно наблюдать за тем, как фашисты и их пособники заводят на нашей земле новые подлые порядки, унижающие достоинство советских людей.
Виктор попробовал припомнить знакомых ребят и девчат из Изварино и угадать, в ком из них он найдёт ту же гордость и горячее желание дать отпор ненавистному врагу. Но, положа руку на сердце, ему пришлось согласиться, что изаваринских ребят он знал не так хорошо, как первомайских. Поэтому Виктор решил первым делом зайти к Валентине Угрипнюк и посоветоваться с ней. С такими мыслями с утра пораньше направился он в Изварино, где не был с лета 1941 года.
По сравнению с недавним зноем, всё никак не желавшим уступать свои права осени, погода подходила для прогулки по степи как нельзя лучше: мягкое тепло октябрьского солнца и такой же мягкий, приятно бодрящий ветерок сопровождали Виктора всю дорогу, не мешая его размышлениям.
Как только он вышел из Краснодона, его охватило какое-то радостно-пьянящее чувство крыльев за спиной. Это была и гордость за ребят, с которыми он был теперь связан такими крепкими узами, и удовлетворение успешно положенным началом большой, важной работы, и горячее вдохновенное желание продолжать её, и страстная вера в удачу, которая пока сопутствовала ему на каждом шагу. Виктору хотелось верить, что всё тёмное и роковое, будь то предательство или стечение обстоятельств, осталось в прошлом, в Паньковском лесу, на перевёрнутой странице жизни.
Чувство удачи, когда всё складывается один к одному и задуманное воплощается прямо на глазах, когда каждая новая встреча приносит больше, чем ожидаешь, ответы на вопросы прилетают едва ли не с ветром, а события разворачиваются стремительно, на самом деле чревато головокружением, а от него недалеко и до потери головы. В глубине души Виктор сознавал это слишком хорошо.
Конечно, после Ворошиловграда он в полной мере ощущал верность пословицы «Дома и стены помогают». Здесь друзья и товарищи сами ищут с ним встречи, и мысли их совпадают, вращаясь вокруг одной-единственной цели, которая сейчас общая у всех честных советских людей. Организация растёт с каждым днём и уже заявила о себе в городе.
Виктор чувствовал, какая громадная ответственность ложится на его плечи, какой осторожности и внимания требует теперь каждый его шаг. Но ласковое солнце и бодрящий степной ветер внушали ему веру в удачу и в будущем; удачу, без которой в таком деле невозможно сделать и шага.
Виктор помнил Валентинин адрес, который она дала ему ещё в 1940 году, и легко нашёл её скромный маленький домик с палисадником, окружённый абрикосовыми деревьями. Калитка из редких реечек открывалась наружу. Во дворе Виктор увидел пустую собачью конуру, но, сколько ни оглядывался вокруг, собаки нигде не было. Когда он постучал в дверь, в ответ послышался девичий голос, но не Валин, а другой, как будто совсем ещё детский:
– Вы кто?
– Валентина дома? – ответил он вопросом на вопрос.
– Нет, но она скоро вернётся, – отозвался детский голос, и любопытство взяло верх над осторожностью: дверь отворилась, и Виктор увидел на пороге девочку-подростка в ситцевом платьице, из которого она уже почти выросла. Из-под подола застенчиво выглядывали острые коленки. Девочке было лет пятнадцать, а может быть, и меньше.
– Я её товарищ из Краснодона, – пояснил он, отвечая на озадаченный, полный любопытства взгляд девочки. Её яркие живые карие глаза сразу сказали Виктору, что Вале она кровная родня.
– А я её сестра, – подтвердила девочка его догадку. – Меня Надей зовут.
– А я Виктор, – представился он, приветливо улыбаясь.
– Ну что ж, заходи, – пригласила Надя, глядя на Виктора с ещё большим любопытством, и посторонилась, чтобы пропустить его в дом.
Часы с кукушкой, чистые занавески на окнах, расшитая красными маками скатерть на столе, деревянные стулья с резным орнаментом на спинках – всё было подобрано заботливо, со вкусом. Виктор сразу вспомнил о Валентинином дяде в Ворошиловграде, о котором она рассказывала ещё при первом знакомстве. По крайней мере, некоторые предметы обстановки наверняка перекочевали сюда из городской квартиры. Виктор вдруг поймал себя на том, что, заходя в дома своих друзей, смотрит на всё, что видит вокруг, другими глазами. Наверное, с тех пор, как на хуторе Паньковка Виктору довелось наблюдать охоту денщика фашистского офицера за Матрёниной курицей, в сознании у него глубоко отпечаталось, что всё личное имущество советских людей гитлеровские оккупанты считают своим, а их пособники-полицаи из местных затем и идут к ним в услужение, чтобы иметь случай самим пограбить население. Поэтому, видя в домах у людей добротные вещи, он невольно вспоминал об этих шакалах, большинство из которых ещё и изображали из себя невинных жертв раскулачивания. В приходе фашистов на нашу землю они видели лишь возможность снова набить свои сундуки.
– Это Валя сама вышивала, – пояснила между тем Надя, заметив, что взгляд гостя упал на расшитую маками скатерть.
– Очень красиво! – искренне похвалил Виктор.
– А я вот, посмотри, какого петушка вышила! – решительно вытащила Надя из кармана платья белый платок с красным петушком в уголке. Вышит он был аккуратным мелким крестиком.
– Вот это да! – оценил Виктор. – Работа почти ювелирная!
– Мы с Валей до оккупации знаешь сколько посылок на фронт отправили? – гордо призналась Надя. – И в каждой посылке – тёплые варежки и вышитый платочек. А ещё письмо: «Дорогой товарищ боец! Мы, сёстры Валя и Надя,