очками. — Ты нашел что-нибудь?
Вопрос Кирихара задает, просто чтобы отвлечься от уже измучивших его мыслей, но Николас таких тонкостей не замечает. Он только отпивает кофе из своей термокружки — Кирихара уже сбился со счету, Николас пьет кофе без перерыва — и чешет вихрастый затылок.
— Ничего конкретного. Просто… — И на несколько секунд замолкает, глядя на экран.
С места Кирихары не видно, что там, зато видно, что в глазах Николаса бежит какая-то сложная мысль, — и он тянет, укусив край чашки:
— Пвосто сто-то не сходифся. Вот, смотви. — А следом отставляет чашку и начинает стремительно перебирать по клавишам; Кирихаре приходится со вздохом подняться, чтобы обойти стол и встать за его плечом. — Это досье на Масао Супармана. Узнаешь?
Узнает. В одном из окон — фотография того с крашеным хохолком, правда на ней он бритый под ноль. Да и хохолок, надо признаться, идет ему больше.
— Ну, — вздыхает Кирихара, — да, тот из отеля.
Имена налетчиков, напавших на них первыми и укравших оттиски, Николас вычислил довольно быстро. Цели были понятны: воровали ребята не для себя, а для Картеля. Тем не менее что-то не давало ему покоя. Кирихаре же не давало покоя то, что, если бы не эти придурки, ничего из этого ему сейчас бы проживать не пришлось. Спасибо за увлекательный жизненный экспириенс, ребята. Плюнуть бы вам в лицо. Николас, как хороший друг, ему сочувствовал, но переживал о другом:
— Именно, — кивает он несколько раз подряд. — Все вроде гладко. Масао отсидел шесть лет, вышел в две тысячи пятнадцатом, был сокамерником вот этого, — несколько стремительных движений по тачпаду, — парня. Куват. Фамилии нет, в паспорте записан как «сын Кирии и Касиха». — Он рассеянно отпивает кофе, кажется даже не замечая этого. — Это у них тут обычная история.
И Куват был знакомым лицом — тоже из отеля, угрюмый бородач.
— И? — Кирихара приваливается бедром к спинке стула Николаса и скрещивает руки на груди. — Ты ведь вычислил, кто они. В чем проблема?
— Вот. Понимаешь. Я тоже подумал, что проблемы нет.
Николас смотрит на фотографии Масао и Кувата и снова подвисает, делая глоток. Кирихара молча ждет: он привык к тому, что умная голова Николаса работает с идущей по зигзагу скоростью — то как гоночный болид, то как разваливающийся пикап. Несмотря на то что обычно Кирихара терпеть не мог людей, думающих медленно, с особенностью Николаса он мирился.
— Так вот, да. — Николас проливает кофе и вспоминает, что хотел что-то сказать. Кирихара, не меняясь в лице, передает ему салфетку. — В общем, я решил перепроверить, просто на всякий случай. И вот тебе факт: в Индонезии все плохо с учетом граждан.
Кирихара хмурится, не улавливая связь. Похоже, за одну секунду пикап стал болидом — он вздыхает, без особого энтузиазма готовясь не поспевать за мыслью.
— Многие данные из роддомов все еще бумажные, неоцифрованные, поэтому я не смог найти информацию почти ни на кого из них. — Николас поднимает палец. — Кроме вот этих трех.
К Масао и Кувату прибавляется третья тюремная фотография.
В отличие от предыдущих двух, у этого парня не меняется даже стрижка. Массивный, с невыразительным лицом, забитой татуировками шеей, тем не менее на фотографии, как и лично, он не производил впечатление агрессора или громилы. Было что-то сдержанное, невозмутимое в его лице. Может быть, это что-то и сделало его в этой шайке главным.
— Это, — говорит Николас, — главарь банды, Лукман Перети.
Короткие приказы, умный взгляд, быстрота и эффективность. Да, конечно, Кирихара его помнит.
— История отсидок тоже приличная: убийство, грабеж с отягчающими. — Николас с сожалением обнаруживает, что кофе в стакане закончился, и вздыхает. — Сбежал из тюрьмы при транспортации заключенных в новый корпус в семнадцатом году. Поставь, пожалуйста, чайник, а? — Кирихара молча тянется и берет чайник за ручку. — А, он горячий?.. Спасибо. В общем, в чем загвоздка. Это его свидетельство о рождении. — Одной рукой он снова переключает окна и что-то ищет. — Я пробил родителей отдельно, у них действительно есть сын Лукман. И этот сын действительно сидел. Только выглядит он, — пара кликов, — вот так.
На экране — несколько школьных фоток. Из них Николас вырезал, увеличил и почистил качество лица одного и того же парня. Этот парень был похож на Лукмана Перети, как сводный брат на друга внучатого племянника. Вырастая, люди, конечно, имеют свойство меняться — вон у Кирихары в седьмом классе был лишний вес, — но не настолько, чтобы приобретать другое лицо.
Кирихара задумчиво поправляет очки:
— Может, сбой в системе? Чья-то случайная фотка…
— Тогда об этом Лукмане, — Николас кивает на экран, — была бы хоть какая-то информация. Но он пропадает из любых архивов, а других фотографий, кроме школьных, нет. А в досье из тюрьмы «Рутан» — фотография уже нового Лукмана, нашего.
Кирихара молча берет у него из руки кофе и отпивает. Николас наконец поднимает взгляд на него и снизу вверх почти извиняющимся тоном сообщает:
— С Масао и Куватом — такая же история.
— Ты думаешь, — Кирихара делает еще один задумчивый глоток, — это липа?
«Думать — это по твоей части, а не по моей», — почти скорбно сообщает ему лицо Николаса. Что, конечно же, неправда: по сравнению с Николасом умственный потенциал Кирихары все еще был на уровне человека прямоходящего.
— У нас есть еще одна зацепка, — Николас подпирает щеку рукой, — имя Гема, которым их главный, Перети, — он перемещает курсор между фотками, — назвал Масао. Проблема в том, что в Индонезии несколько десятков тысяч человек по имени Гема.
После этих слов Кирихара возвращает кофе тому, кому нужнее. Николас, вздыхая, заглядывает в стакан:
— С другой стороны, у меня — галлон кофе, «Билли Тэлент» в наушниках и навыки перекрестного поиска. — Он ободряюще улыбается. — Еще посмотрим, кто кого.
Кирихара плох в подбадривании, так что просто хлопает его по плечу и собирается высказаться насчет качества его галлона кофе — просто отвратного, этот индонезийский «Нескафе» невозможно пить, — но не успевает, потому что дверь в номер открывается и на пороге возникает Арройо. На них он, впрочем, не смотрит, замерев на пороге с одной рукой на ручке двери, а в другой держа телефон.
— Вы все пропустили. — И все еще смотрит в телефон,