придурошной прической. Кстати, да…
— Даже не начинай.
— Что за модная стрижка?
Рид хочет разозлиться на эти постоянные покушения на свою эстетическую привлекательность, но сил злиться у него уже не осталось: всю свою энергичную, бурлящую, скалящую зубы злость он сегодня оставил в машине Деванторы. Так что он улыбается:
— Трапециевидный французский шэг, — и возвращается к теме: — В общем, я уловил: ты узнал, что это мы, узнал, где мы, и примчался. — Тянется почесать бровь, но натыкается на корку запекшейся крови. Диан они увезли и спрятали еще на второй день его пребывания в Джакарте, после визита в ее квартиру, чтобы ни Картель, ни китайцы до нее не добрались. — А чего не поехал к ней?
— Не хотел ее подставлять на случай, если за мной следили. — Мо пожимает плечами. — Но ваш Лестари дал мне с ней связаться. А я лучше здесь побуду, пока все не уляжется. Тем более здесь есть чем заняться. — И демонстративно подливает себе еще.
— Как она вообще тебя терпит? — говорит Рид, но берет у него бутылку и наливает себе; завтра, скорее всего, будет очередной мучительный день, но сегодня можно и надраться. — Женись на ней, а то сбежит и будет права.
— Ну так я вообще-то…
Рид несколько секунд занимается трактовкой заминки Мо, а потом лихо разворачивается, расплескивая себе в тарелку алкоголь из наклоненной бутылки и чертыхаясь:
— Когда? Что, я за порог, а вы — под венец?
— Года полтора назад. — Мо демонстрирует кольцо на безымянном пальце и ухмыляется. — Дождались, пока ты свалишь, и на радостях…
Господи, этот придурок все-таки женился, какой кошмар, бедная Диан.
Интересно, а где Рид был, когда они совет-да-любовились под взглядом Господа? Нищенствовал в трущобах Калькутты или ходил на самые дешевые экскурсии по Шанхаю? Пил, спал или стрелялся с кем-то? И позвал бы его Мо на свою свадьбу, если бы в то время Рид бы пил, спал и стрелялся в Джакарте? И сколько таких мелочей и немелочей в жизнях своих друзей и недрузей Рид умудряется пропустить?
— А детишек-то планируете или ну его, в жопу?
— Планируем спросить, почему ты решил, что это твое дело, Эйдан. — Мо насмешливо цокает языком, отворачиваясь.
— Нет, ну приеду еще лет через пять сюда — а тут малышня бегает. А я без подарков. Пиздец неловко же будет!
* * *
Время переваливает за полночь.
С каждым часом, проведенным в малоосвещенном номере мотеля под гудение компьютеров и бесконечный перестук по клавиатуре, напряжение нарастает все сильнее. Где они? Почему не возвращаются? Может, они на что-то вышли? С кем-то связались, кто…
Шум паркующейся машины отчетливо слышен на темной ночной парковке.
Кирихара вскидывает голову раз седьмой-восьмой за вечер, но на этот раз Арройо, приоткрыв жалюзи, утвердительно кивает:
— Приехали.
Стук клавиатуры за спиной не утихает. Николасу не все равно: Николас не слышит, погрузившись в свой сомнительный музыкальный вкус и десять тысяч одинаковых имен. Кирихара бросается к окну: хлопает дверца машины, женская фигура направляется к лестнице на второй этаж. Господи, наконец-то!
— Почему так долго? — вылетает из двери номера Кирихара, забывая о субординации. Еще немного — и он руки начнет заламывать, ей-богу.
Перед ним — только агент Бирч, Эйса с ней нет.
— Тише, Эллиот. — Арройо кладет ему руку на спину, и у Кирихары вся выдержка уходит на то, чтобы ее не сбросить. Он чувствует себя водородной бомбой: одно неловкое движение и — бах! Останетесь без руки, агент Арройо.
А потом сам Кирихара останется — без прикрытия.
— Сходи позови Ника…
— Не надо, — качает головой Бирч. — Пусть работает. Давайте в номер.
Второй снятый Службой номер — копия первого. Тут так же темно, так же душно, такая же плесень, вездесущая царица Явы, и Кирихаре тут так же тесно. Он останавливается у стены, в углу потемнее, и скрещивает руки на груди, заставляя себя молчать, пока Бирч сама не расскажет, что случилось и почему Хамайма-Тауэр взлетела на воздух.
Все становится понятно с двух слов:
— Диего Боргес.
А. Ну конечно. Стоило догадаться.
Кирихаре становится неуютно находиться в этом помещении, в этом городе, в этой стране. Люди по-разному переживают скорбь: кто-то пьет, кто-то уходит в себя, кто-то плачет, кто-то просаживает квартиру в Лас-Вегасе, — но если Диего Боргес в своей скорби взрывал здания криминальных королей…
Что могло ожидать Кирихару?
«Я разделаюсь с ними и вернусь за тобой».
Становится горько и смешно. Ты с того света не вернешься — зато твой друг легко кого-то туда отправит.
Может быть, Кирихара заслужил.
— Он что, — щурится Арройо, вытягивая сигарету из новой пачки и вставляя ее в зубы; он, видимо, собирался скончаться от рака легких до того, как Диего Боргес их всех порешит, — втроем с Лопесом и Таснем это провернул?
Верхний свет они не включают, только прикроватные торшеры. Желтый свет от древних ламп накаливания неровно застилает номер, оставляя простор для теней и ночного сумрака. Лица в этом свете у всех изможденные и недобрые. Даже у Бирч, железной леди. Почему-то сейчас особенно ярко проявляется ее возраст: Кирихаре кажется, что свет высвечивает на темной коже каждую морщинку.
— Нет, — она устало принимается расшнуровывать ботинки. — Намного хуже.
А? Да? Могло быть что-то хуже боливийского Карателя, вылезшего из комиксов «Марвел», чтобы снести им всем головы? Тогда Кирихара не уверен, что хочет это услышать.
Арройо разделяет его опасения — он хмыкает себе под нос с такой иронией, что Бирч поясняет:
— Кажется, он созвал своих бывших сослуживцев. Или нанял отряд боевиков, и это было бы куда лучше, чем первый вариант.
Что может быть хуже боливийского Карателя, вылезшего из комиксов «Марвел»? Только толпа боливийских Карателей. И знаете что? Кирихара действительно не хотел это слышать.
Бирч, впрочем, безразличны его хотелки. Она снимает жилет и отбрасывает его на стул, устало потирает шею и продолжает:
— Мы заняли позицию на соседнем здании, чтобы следить за Басиром. Хороший обзор, правда, пришлось постараться, чтобы не попасться. Минут за двадцать приехали полицейские — начали эвакуировать