рассказам. Поэтому, исполняя свой долг перед историей, которая обязана учить чему-нибудь хотя бы кого-нибудь, привожу здесь подлинный анонимный донос второй половины XX века, сохраняя всю его первозданную, истинно народную логическую и стилистическую прелесть, равно как и грамматику с пунктуацией. Анонимка, копию которой мне подарила, конечно, Катя, была адресована нашему министру в Москву с копией в Смольный, в комиссию партийного контроля Ленинградского горкома КПСС:
«Считаем нужным довести до Вашего сведения, что творится в головном предприятии отрасли.
Дело так называемого проекта цифровых систем, в котором оказались замешаны беспартийный Генеральный директор И. А. Уваров и его покровитель член КПСС А. М. Кацленбоген, которые учили сотрудников жить и работать, и до сих пор продолжают это делать, так как в итоге до сих пор не наказаны.
Дело было так: бывший Генеральный директор член КПСС И. Н. Коробов для собственной наживы открыл на предприятии свою лавочку, под видом новых технологий выбивал государственные средства, заставлял всех работать, деньги делил со своими подельниками Уваровым, Кацленбогеном, членом КПСС А. О. Лановым и беспартийным B. C. Гуревичем, который только что защитил диссертацию и она находится в ВАК на утверждении. После разоблачения И. Н. Коробова его сменил его приятель по пьянкам и прочим бабским делам И. А. Уваров, который продолжил получать деньги и немалые для чего выделил секретную комнату и завез туда неизвестные станки, где никто не знает какие махинации производятся и куда простым людям ходу нету. Но Кацленбоген, Лановой и Гуревич свободно туда ходят и неизвестно что делают.
Партком с секретарем членом КПСС И. Я. Марголиным покрывает Уварова и компанию так как находится в доле при деле и его помощница член КПСС Е. В. Гринева состоит в любовной связи с беспартийным Уваровым, хотя их всех надо было бы уволить, если бы вопрос решался в духе XXVI Съезда Партии.
И получается, что прав тот, у кого больше прав! И никакой справедливости нет и не будет. Просим Вас разобраться в этом вопросе».
Нельзя не отметить возвышенное эпическое начало этого доноса и, конечно, великолепную философскую концовку анонимки в стиле Экклезиаста — «прав тот, у кого больше прав! И никакой справедливости нет и не будет». Правда, глубокая патетика этой сентенции, достойной лучших страниц Библии, снижается заключительной обывательской просьбой.
Да, пишем, пишем доносы… Сплошная грамотность совкового населения обернулась боком — все начали писать доносы. К образованным служащим и творческой интеллигенции добавились теперь грамотные рабочий класс и колхозное крестьянство. Феномен доносительства еще ждет научного исследования, некоторые его аспекты до сих пор мало изучены: много доносов пишут домохозяйки и дворники, профессора предпочитают писать доносы друг на друга, равно как и члены Союза советских писателей, больные любят доносить на своих врачей, а студенты — на своих преподавателей, члены партии опережают беспартийных по количеству доносов, академики даже беспартийные предпочитают писать доносы в ЦК КПСС, почему-то много пишут артисты и балерины, маршалы и прапорщики. Доносы пишут на соседей по коммунальной квартире и даче, на сослуживцев, на друзей, на своих начальников и подчиненных, что вполне объяснимо, но встречаются необычные случаи доносов на родственников, на родителей и детей, на мужей и любовников, на жен и любовниц… Пишут даже на совершенно незнакомых людей, если, например, все знакомые уже посажены. Первоосновами доносительства чаще всего бывают корысть, чувство собственной неполноценности, зависть и злобный характер — пишут по заказу и наводке начальства или других компетентных органов, чтобы выслужиться, пишут для повышения по службе, из мести, ради комнаты в коммуналке, ради дачи в элитном поселке, из-за места в очереди, по мизантропству и общей злобе, из ревности или зависти, пишут просто так, чтобы всем было хуже. Но в Совке чрезвычайно развито и совершенно бескорыстное, ничем не оплаченное доносительство по чисто патриотическим мотивам, подобное акту идолопоклонства, или даже доносительство по любви — по любви к советской родине, к родной Коммунистической партии и ее вождям. Благодаря письмам с доносами эпистолярный жанр литературы расцвел и стал у нас воистину народным искусством со своей неповторимой лексикой и грамматикой, а также со своеобразными приемами сокрытия лжи под маской заботы о трудящихся, о мире во всём мире и прочими литературными изысками. Ни одно массовое патриотическое движение, инициированное в Совке компартией и комсомолом, не имело такого масштаба и размаха, как доносительство. Один классик справедливо заметил: «Вот теперь всё валят на Сталина… А кто написал десятки миллионов доносов?» Ответ на этот риторический вопрос простой — десятки миллионов доносов написали мы сами, народ наш советский… Конечно, изверг немало постарался, чтобы людей этого «христианнейшего из миров» превратить в аморальных доносчиков и сексотов, но разве можно всё сваливать на внешние обстоятельства. А где была у тех миллионов душа, которую вдохнула в бренное тело человека некая божественная сила? А чем занималась такая непостижимая субстанция, как совесть, долженствующая оберегать нас от совершения подлостей? Впрочем, с душой и совестью у совков тоже были серьезные проблемы…
Эту оду доносительству я сочинил, чтобы подчеркнуть важную, основополагающую роль доносов в совковой государственной системе, но в моем деле многочисленные и сплошь анонимные доносы серьезного значения не имели. Моя отставка не являлась результатом чьих-то персональных интриг, она была запрограммирована в том механизме отбора кадров, который определяет номенклатурные перемещения в этой стране. На должность Генерального директора вместо меня был назначен мой друг Артур Олегович Лановой, который, конечно, по всем показателям соответствовал требованиям того номенклатурного механизма. Именно от него я узнал об этом решении. Артур приехал из командировки в Москву и прямо с вокзала заявился ко мне в кабинет. Он был чем-то взволнован, его руки нервически ползали по крышке стола, он испытывал какую-то неловкость, мялся и говорил что-то на отвлеченные темы, пока я прямо не спросил, что случилось. Тогда Артур рассказал, что в Москве его неожиданно вызвали к министру, который в присутствии своего заместителя Комира Николаевича с ходу предложил ему возглавить ПООП: «Как ты понимаешь, Игорь, я немедленно спросил про тебя… Они сказали, что ты был назначен временно исполняющим обязанности Генерального директора и теперь вернешься на должность зама по науке. Комир Николаевич еще добавил, что в министерстве ждали утверждения моей докторской… Что ты по этому поводу думаешь?» Я в тот момент ответил не сразу, мне было нелегко… Это не было шокирующей новостью, но задело, что я узнаю ее не от министерского руководства, а от своего бывшего подчиненного. Мы с Артуром никогда не конкурировали в науке, мы занимались разными проблемами, наши отношения всегда были дружескими, но теперь… Теперь —