Кому не кажется, что все плохое непременно должно произойти с кем-то другим?
Чета Горбатовых посещает югославское посольство. Татьяна Окуневская приглашена не как жена Горбатова, он приглашен как ее муж. Посол — красивый, вежливый, молодой, холеный:
— Мы купили ваш фильм «Ночь над Белградом». Приглашаем вас посетить нашу страну в дни премьеры. Вышлем вам приглашение через Общество культурных связей с заграницей.
«Неужели я когда-нибудь смогу выйти за околицу своего села… заграницу знаю только по заграничным фильмам, которые, кстати, на экранах не идут, а изредка чудом показываются у нас в Доме кино…»
* * *
Югославия. На подъездах к Белграду к обочине дороги подбегают люди и забрасывают машину цветами. Цветы предназначаются ей, героине «Ночи над Белградом». Только что здесь была премьера фильма — вся Югославия распевает спетый ею в кино партизанский гимн. Она едет по Югославии с концертами. В пути к ней присоединяется приехавший из Германии муж, Борис Горбатов, — он известный советский журналист, его корреспонденции печатаются и в Югославии. Какая яркая, замечательная пара!
Словения, Хорватия, Черногория, Македония и снова Белград.
Главный вечер, ради которого все путешествие: будет маршал Тито со всем генералитетом. Зал торжественный и пышный. Выделяется убранством главный царский рад.
Татьяна Окуневская волнуется.
Она шепчет про себя слова, которые учила произносить перед выходом на сцену режиссер Серафима Бирман: «Я лучше всех на свете, лучше всех королей, царей, вождей, я сейчас осчастливлю их всех своим появлением».
Зал слушал, затаясь. Партизанский гимн из фильма «Ночь над Белградом» — последняя песня, ее коронный номер.
На словах «В бой, славяне, заря впереди!» — она выпускает из сжатого кулака спрятанный в нем большой алый газовый шарф, и он взлетает над ее головой и трепещет, словно под ветром в дрожащей от творческого счастья руке.
Что творится в зале! Никогда не было столько цветов, упавших к ее ногам. Лавина обрушилась — галерка, балконы ринулись вниз, и стоял весь зал, стоял, и она пела и повторяла на бис, на бис, на бис…
До гостиницы ее провожала полиция. Наутро Татьяна Окуневская проводила мужа, вернувшегося обратно в Германию, и узнала, что через сутки ей предстоит одной прибыть на прием к маршалу Тито.
Она пишет в своей книге:
«Машина привезла меня ко дворцу короля, уехавшего от коммунизма. Обыкновенная калитка, и к ней по дорожке идет ко мне навстречу маршал в штатском. На концерте он был в мундире. В одной руке его садовые ножницы, в другой — огромный букет… ЧЕРНЫХ РОЗ».
Она в жизни не видела ничего более торжественного и прекрасно-ужасающего. Их страшно было взять в руки. Преодолела себя и взяла.
«У ног маршала красавица овчарка, впившаяся в меня глазами.
— А вот мы сейчас проверим, как вы ко мне относитесь. Если плохо, Рекс сейчас же разорвет вас на части. У меня на глазах!»
Странная, однако, зловещая шуточка. Медвежье властно-грубое поведение. Маршал встречает прелестную женщину, артистку, ярко прославившую дружбу между своим и его народом, зачем, пусть и шутливые, но припугивания? Такой стиль? Почерпнутый у нас или собственный?
Ослепленная всем происходящим с нею, Окуневская воспринимает все восторженно:
«Маршал очень интересный, веселый, приветливый и даже ласковый… Рекс ласково урчит, и мы оба смеемся.
— А Рекс не может продемонстрировать, как вы относитесь ко мне?
— Может! Видите, он с вас не сводит глаз…
Мы сидим в его небольшом, неофициальном, очаровательном кабинете и болтаем, болтаем… На его пальце кольцо с черным бриллиантом. Оно приносит ему счастье, когда на руке».
Господи помилуй, бриллиант! Черный… И розы черные. Многовато черного цвета рядом с маршалом Тито в первые дни его победы.
Бриллиант мне явно что-то напомнил…
Маршал Тито и Лариса Рейснер — какая связь? Никакой. Связывают их в моей памяти лишь бриллианты на пальцах в первые дни победы, разной победы, в разные дни, но предметы победы странно похожи. Там у Ларисы был, поди, голубой воды бриллиант. Или белой. Или желтой. Откуда же взял партизанский вождь Тито свой черный бриллиант? И зачем он ему, вождю народному? Как говорится в древней пословице: «пришей кобыле хвост». И какое счастье принес ему сей бриллиант? С каких пор? Неужели в дымах сражений маршал не расставался с бриллиантом? Трудно представить. Вещи — коварные существа: выдают с головой своих владельцев.
«Рекс, оказывается, «немец» — продолжает воспоминания Окуневская, — еще плохо понимает по-сербски. Принадлежал немецкому офицеру…»
Вот это уже ближе к истине. Розы бывшего короля. Сторожевой пес — немецкого происхождения. И бриллиант тоже чей-то? Не все ли нам равно, чей. Знакомая картинка — грабь награбленное. А тогда-то в дни победы над фашистами, и сам Бог велел!
Но велел ли Бог?
Тито ведет Окуневскую к обеду.
«Огромный прямоугольный стол, и навстречу нам поднимается человек двадцать из маршальского генералитета, — вспоминает она, — один к одному, молодые, высокие, красивые, в великолепно сшитых мундирах. Меня сажают в центр, на старинный стул с высокой спинкой, видимо царский».
Чей же еще, Татьяна Кирилловна? Выпуск старинных стульев в только что освобожденной Югославии коммунистами еще не налажен.
Потом была Москва. Пышный прием, устроенный в честь приехавшего в Советский Союз маршала Тито, на котором через весь зал прошел навстречу Татьяне Окуневской югославский вождь и пригласил ее на танец. Никто не танцевал, лишь они двое. Весь зал смотрел на них, но никто не слышал, о чем говорил Тито прелестной артистке.
Он говорил, что в себе не волен, не может пока жениться на иностранке, даже на советской женщине, его народ не поймет такого поступка, но он просит ее приехать в Белград, для нее построят студию, она будет жители работать, как ей хочется.
Они кружились в танце, и все смотрели на них, и каждый думал о чем-то своем. Женщины завидовали Татьяне Окуневской, полагая: не настолько хороша она, чтобы быть достойной внимания такого человека. Мужчины завидовали маршалу Тито, полагая, что, если бы не мундир и случайная удачливость, ничего особенного в этом полнеющем, низкорослом и похожем на фашиста Муссолини коммунисте не было бы, а рядом с такой хорошенькой женщиной он и вообще не смотрится.
Тем танцем окончился роман Окуневской с Тито, так и не начавшись. Впрочем, почему же не начавшись? Возможно, весь он и состоял в спектаклеобразном взаимном восхищении, у него — красотой и искусством, у нее — властью.
А потом был короткий и бурный роман Окуневской с югославским послом. От него узнала она, что тот первый прием у югославского посла, когда она пришла отобедать с Горбатовым, был задуман самим Тито, увидевшим Татьяну Окуневскую на экране и возмечтавшим увидеть воочию.
Опали, облетели черные лепестки букета от маршала Тито. Черные лепестки королевских роз Югославии.
Наступали другие дни кинозвезды и несли ей другие новости и неожиданности.
* * *
Всегда рядом с успехом, блистанием, известностью Татьяны Окуневской, актрисы, не слишком проявившей свои таланты, шла ее другая жизнь. Тайная. Сокрытая ото всех, чтобы рано или поздно стать на некоторое время ее главной жизнью.
Она как бы всю молодость ходила по канату, балансируя между небом и землей. А земля, если бы она оступилась, грозила ей подземельем.
Отец Татьяны Окуневской до революции был офицером, за это его в тридцатых сажали, выводили на расстрел, объявляли «лишенцем». В тюрьме погибла бабушка Татьяны Кирилловны Окуневской. Не избежал решетки и брат «звезды» Лев, названный так в честь Толстого. Всю жизнь за Окуневской шел темный шлейф «преступной» родни, которую она любила, обожала и никогда не предала.
Она носила передачи и в тридцать седьмом, и раньше.
Замужество, жизнь с Горбатовым были попыткой не спрятаться за спину преуспевающего писателя, а опереться на него. Горбатов, как умел, помогал ей преодолевать препятствия жизни.
В жизни Окуневской успех и трагедия шли рядом: она несет передачу в тюрьму, отбиваясь от толпы поклонников, только что посмотревших фильм с ее участием.
Она не слишком отвергает влиятельного поклонника, надеясь с его помощью вызволить из тюрьмы родных, любимых.
Она с удивлением смотрит, как перебегают на другую сторону улицы люди, с которыми только что дружила, боясь запятнать себя дружбой с дочерью и сестрой арестованных.
Для дамы подобного рода Окуневская многое себе напозволяла. Будучи родственницей «врагов народа», прокатилась по послевоенной Европе, «сорвала» аплодисменты, «заморочила голову» самому маршалу Тито, который, как оказалось, сам хороший «враг народа».