Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

Что выпадет? Если молот-циркуль-колосья — то судьба, если единица — то кол. Ну и увидел молот-циркуль-колосья. И поехал. Тут ехать полтора часа. Правда, начальство строго предупредило: каждый день возвращаться и баиньки делать только в военном городке. Хотя я и взял эти отгулы в счет предстоящего отпуска и даже готов был пожертвовать всем отпуском.

Ехал, читая биографию Вагнера. Что сказать: довольно любопытный был товарищ. Весьма любвеобильный. Первую жену он обрел в нашем Кёнигсберге. То есть тогда он еще не наш был. И он уже с ней туда прикатил, просто узаконил там брак. Она была на четыре года его старше, симпатичная актриса. И он устроился даже работать капельмейстером в тамошнем театре. Но театр разорился. Кстати, весьма характерная деталь всей его жизни под знаком «Sturm und Drang» («Буря и натиск») — театры, сотрудничавшие с ним, разорялись один за другим. Это был просто бомбардировщик, ей-ей. Поставил Магдебургский театр его «Запрет любви» и тут же разорился. Кёнигсбергский театр — разорился. Следовали за ним и скандалы. В Риге — с театральной дирекцией стычка. Вагнера изгоняют. В Дрездене он вообще влился в ряды восставших вместе с нашим буйным Бакуниным и удрал оттуда в Швейцарию. А за его музыкальную голову обещана награда. В Швейцарии он влюбляется в жену благородного человека, ставшего его приятелем и меценатом. Вагнеры поселились в их доме. Приходится и оттуда бежать. Бомбардировщик еле дотягивает до Венеции, но австрияки вынуждают его тянуть полет дальше. От правительства выходит амнистия, но бомбардировщик снова в полете: на этот раз его пытаются подбить кредиторы. А он уже приземлялся в долговую яму.

И прибыл я в славный град Байройт, раздумывая о голове Рихарда Вагнера и чувствуя себя в некотором роде тем персонажем из сказки Пушкина, что подъезжал на коне к громадной башке посреди степи. Охотились за ним власти, кредиторы, недоброжелатели. Но голова, полная музыки, арий, красок, сохранялась до поры до времени на плечах. Все-таки везло ему. Хорошие люди попадались. То Лист, то Людовик.

И вот — Байройт. Написано, что здесь хорошо потрудились итальянские архитекторы. Не знаю, доведется ли побывать в Италии, но вот, можно сказать, немного и там побывал. Парки, замки, мощеные мостовые, узкие улочки, каменные дома с черепицей, фонтаны, скульптуры — в общем, своеобразный серый германский уют. И, уж не обессудь, mein Genosse, отменное пиво. Ладно, entschuldige[265], не буду тебя мучить перечислением марок и вкуса этого напитка, а также рассказывать о потрескавшихся на огне жареных колбасках. У нас матрешки-медведи-водка-икра, ну а у них это. Но ведь твой покорный слуга не за тем туда пожаловал. Руки в ноги — и в театр. А билетов, конечно, нету. Туда же все едут. Как-то я об этом и не подумал. Там за несколько месяцев надо хлопотать. Но и тут мне повезло. Слышу — щелк! щелк! Гляжу: меня сфотографировали. Кто? Зачем? Шатенка, глаза серые, чуть с зеленцой. Такая, знаешь, вздыбленная шевелюра, но волосы не длинные, лишь уши прикрывают, а сзади — ну до воротника чуть достают. Брови темные очень ее молодят, оттеняют кожу. В белых брючках на крепеньком крупе, в светло-зеленой рубашке навыпуск, через плечо сумка. Улыбается. О, говорит, у вас такой несчастный вид. А сама — улыбается. Но, видимо, мой несчастный вид доставил ей удовольствие. Простите, говорит, но я профессионал и не могла удержаться. Хотите закурить? Пачку «Cabinet» протягивает и сама закуривает. В общем, вот что оказалось. Звать эту фрау Памела Отто, и она все-таки фрау, а не фройляйн. Хотя выглядит на все сто как фройляйн. Не знаю точно, сколько ей, ну на пару-тройку лет нас постарше, плюс-минус. Но она, как я понял, была замужем. А может, замужем и сейчас, неясно. Кстати, фрау Памела просветила меня насчет фройляйн. Сказала, что не стоит так обращаться даже и к совсем молоденьким девицам. Почему? Ведь фройляйн — это по-нашему барышня. Но, во-первых, слово среднего рода. Во-вторых, оно якобы оскорбительно. Полноценным членом общества особь женского пола становится, только выйдя замуж. Это вообще-то там, за стеной, такая волна пошла. И уже в 72-м году тамошний министр внутренних дел официально запретил «фройляйн». Так-то. Фрау-фройляйн Памела — буду ее так называть — фотограф. Работает то ли в газете, то ли сама по себе, не понял. «Praktica» у нее фотоаппарат, неплохой, говорят. Э-эмэм… Но, клянусь, mein Genosse, приехал я ведь не за этим. Да у нас с этим очень строго. Со всякими знакомствами-связями. Меня чудом вообще выпустили. Ну и известное тебе лицо включило по моей горячей просьбе свой ресурс. Хотя ресурс-то — гражданский, а тут всё суровые солдаты. Но неисповедимы пути. Не знаю чьи. Ведь, как ты помнишь, моя библия — «Антихристианин» Ницше. И вот она узнает, что я переводчик, советский летёха, меломан, любитель Баха и Рихарда Штрауса, а еще и Ницше, и говорит, что тоже любит их, а еще Антона Брукнера. Насчет моей неудачи высказывает сочувствие и, взглядывая на часы, говорит, что все в руках норн, пройти обещает помочь, у нее, как у журналистки, есть какие-то лазейки.

Позже продолжу, тут ко мне пришли.

Ф. Конь

Глава 42

Привет! Продолжаю.

И вот норны эту нить пришпилили ко мне. Норны — те же мойры. Трубы уже пропели с балкона первый «звонок» — так у них тут принято, потом второй, и моя водительница, еще раз взглянув на часы, заявила решительно: «Los!»[266] — и мы вошли в сей храм. Мне достался билет того, кого она ждала, и, кажется, это был ее бывший муж, он должен был откуда-то приехать, это у них произошло спонтанно, как я понял, билетов уже не было, но она сумела их раздобыть, используя свои то ли журналистские, то ли фотографические связи. И вот теперь билеты на все четыре оперы доставались мне.

Ты готов, mein Genosse? Тогда вперед, за нами, в храм.

Что сказать? Schick und glänzen. Шик и блеск. Так скептически я назвал сразу все это, был Sturm und Drang, буря и натиск, а стало оно вон как. Должен честно тебе признаться, что это я от растерянности. От интерьеров Большого театра уже отвык в этом захолустном Плауэне. Да и от близости таких фрау-фройляйн, как Памела, тоже отвык. Хотя и можно выбраться в Плауэне в кнайпе, сиречь паб, посидеть и поглазеть, но всюду, сам понимаешь, кто и что. А тут наряды, плечи, весь этот, знаешь