Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

ясны и ярки. И в каждом зрачке как будто загорелось по солнцу. Девгон протянул пухлые большие ладони, чтобы бережно принять книгу. А старик коротко пояснял, откуда она взялась.

Девгон, слушая, уже раскрывал книгу. Глаза его побежали по письменам. Махакайя и старик в полном молчании ждали, наблюдая за этим величественным и необыкновенным лицом. Неужели он простой песнопевец, недоумевал Махакайя, а не маг? Но разве может песнопевец не быть магом? Значит, Девгон — и есть маг?

— Это письмо, давно запрещенное у нас, — сказал наконец Девгон. — Похоже, ваш Без-памяти прибыл откуда-то из восточных краев, где продолжают говорить и писать на этом наречии. Он парфянин.

— А тебе, уважаемый Девгон, ведомо, что там написано? — спросил почти благоговейно Таджика Джьотиш.

Девгон еще помедлил и ответил:

— Да.

И он снова воззрился на письмена, осторожно переворачивая берестяные листы.

— Станет ли ведомо и нам? — со всей изворотливостью спросил старик Джьотиш.

Девгон взглянул на него, даже пригнувшегося в своем вопрошании, и рассмеялся, показывая крепкие белые зубы:

— Да! Дед звезд! Да! — И он прочел название и тут же перевел так: — «Заклинание против вепря». — И тут он закрыл книгу. — Но сперва я должен сам все внимательно прочесть…

Старик Джьотиш насторожился.

— …чтобы знать и не мучить вас плохим толкованием, — продолжал Девгон, придавая голосу самую успокоительную интонацию.

Старик Джьотиш заерзал, посмотрел на Махакайю, сощурился, соображая.

— Если, конечно, вы все еще желаете знать, что написано в этой книге, — проговорил Девгон безразлично.

— Так истинней. Желаем, — решил Джьотиш и снова взглянул на Махакайю, ища у него поддержки.

Махакайя кивнул, хотя название книги показалось ему сомнительным. Наверное, какие-то заклинания иноверцев…

Об этом он говорил старику Джьотишу, когда они уже покинули сад песнопевца Девгона и шли узкими улочками Хэсины, нагруженные своими сумками и патрами, полными риса из кладовки песнопевца и гранатами, абрикосами.

Но старик возражал, что это интересно и, возможно, опасно, если книга богоборческая. Потому как вепрь — зверь божества Победы у огнепоклонников. Можно ли обращать заклятье против Победы? Глаза старика молодо сверкали. Он был очень доволен, хотя и ворчал, что Девгон слишком важен и держит себя так, будто он советник самого шахиншаха Йездегерда Третьего. Хотя он всего лишь песнопевец.

— Маг? — спросил Махакайя.

— Хотар и хаванана.

— Что это значит?

— Жрец и тот, кто трет хаому.

— Священный напиток?

— Да, они с него дуреют, а говорят, что возносятся в звезды. Потому и нижние рубашки у них расшиты звездами. А еще он и песнопевец. Жаль, что не удалось его послушать. Он предпочел не петь чужестранцу. Да и твои речи про сжигание его опечалили.

Навстречу им проехала повозка, запряженная ослом и нагруженная ворохом верблюжьей колючки, казавшимся целой горой, нависшей над старухой в темной одежде и темном платке, державшей вожжи коричневыми костлявыми руками.

Она кивнула им.

— Зря ты рассказал о кончине Кумарадживы, — заметил старик. — Огонь у них Атар, бог. В главных храмах горят именные огни.

— Я знаю. В Чанъани тоже есть их храмы. Но мне всегда было лень вникать в жизнь этих иноверцев.

— Махакайя, ты так и не поведал, что же случилось с костром Кумарадживы? — полюбопытствовал старик.

— Костер прогорел, — отвечал Махакайя, поправляя ремешок патры на плече, — золу разгребли… и нашли язык Кумарадживы неповрежденным.

— Я так и думал! — восхищенно воскликнул старик и даже хлопнул в ладони, отпустив ремешок своей патры, и она соскользнула с плеча и по пыльной улице рассыпались гранаты и абрикосы.

Старик хотел было подбирать их, но тут набежали собаки и стали хватать фрукты. Старик беспомощно развел руками и оглянулся на Махакайю.

— Таджика Джьотиш, не надо беспокоиться. Моя патра и сума переполнены дарами Девгона, подставляйте свою.

Он пересыпал фрукты в патру старика, и они зашагали дальше, к воротам города. Старик узнал у стражников, выезжал ли настоятель из города и, получив утвердительный ответ, ходко направился к своему монастырю, Махакайя — за ним.

Глава 39

Дни и ночи неспешно текли солнцем и звездами, редкими облаками над монастырем Приносящего весну фламинго. Махакайя и его спутники оставались в нем, дожидаясь прибытия марзпана Фарнарча Чийуса. Настоятелю не удалось остановить пытки араба Адарака и Готама Крсны, то есть Бандара. Сознались ли они, что были лазутчиками змееголовых пожирателей зеленых ящериц — арабов, или нет, было неясно. Но казнь была отложена по просьбе Девгона, у которого снова побывали Махакайя и Таджика Джьотиш. Аргбед Аспанак милостиво согласился не омрачать грядущий праздник огнепоклонников. К празднику все ждали марзпана. Праздник этот назывался Маидйой-шема — Середина лета.

Девгон действительно написал звездный яшт для Таджика Джьотиша, правда, только один, а берестяную книгу «Заклинание против вепря» пока не переводил и не возвращал.

Законный ее владелец Вина-смарасья все не приходил в себя, но жил, дышал, сердце его билось. Пять дней он ничего не ел и не пил, и Осадхи-пати, высокий худой монах с косматыми бровями, считал его уже мертвецом. Впрочем, еще день этот мертвец мог прожить. В крайнем случае — два. И никак не больше. Но внезапно глаза его открылись. Узнав об этом, в паритрану пришли настоятель, Махакайя и старик Джьотиш.

Вина-смарасья лежал на плетеной кровати, и глаза его были устремлены в потолок, нос горбатился. Осадхи-пати его окликал, но тот не отзывался. И тогда Осадхи-пати велел шраманере Кисалая поднять его голову, а сам поднес к его потрескавшимся серым губам чистую тряпицу, смоченную в воде. И губы человека задвигались, сомкнулись на тряпице, вода побежала по черной бороде.

— Он пьет! — высоким голосом оповестил всех худой коричневый Осадхи-пати, обводя собравшихся черными глазами, и белки его глаз блистали, как у скакуна, закусившего удила и ударившегося в галоп.

Он попросил Махакайю наполнить деревянный ковш снадобьем из кувшина. Это был мед и отвар трав.

— Еще выше! — потребовал он у шраманеры, и тот поднял голову Вина-смарасьи выше.

Все следили затаив дыхание. И беспамятный начал пить, жадно глотать воду, закашлялся, и тогда коричневый Осадхи-пати, оскалив лошадиные желтоватые зубы, быстро отнял ковш, передал его Махакайе, а сам схватил человека за плечи и повернул на бок. Кашель сотрясал его некоторое время, потом прекратился. И Осадхи-пати снова положил его и опять поднес ковш к губам. Вина-смарасья глотал и глотал снадобье. Еще и еще. И все смотрели на это как на чудо. Просто на пьющего человека. Но на их глазах и в самом деле творилось необыкновенное: возвращение человека к жизни. По щекам шраманеры текли слезы, собирались на носу, скулах и падали на густые черные волосы Вина-смарасьи. Осадхи-пати неодобрительно на него поглядывал, выразительно играя белками.