Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

Но шраманера не мог унять свои слезы.

И это продолжалось очень долго. Похоже, Вина-смарасья и до вечера не остановился бы, но лекарь отнял ковш и сказал, что пока достаточно, а то как бы не лопнул пузырь и не остановилось сердце.

Кисалая опустил мокрую от пота, воды и собственных слез голову Вина-смарасьи на скрученный валик. Тот моргал, тяжело дышал, иногда дыхание сбивалось, но потом восстанавливалось. Он жил. Все ждали чего-то еще. Может, надеялись, что он сразу заговорит? Все им расскажет? Раскроет свою тайну?

— Всякий человек тайна и есть, — проговорил старик Джьотиш, когда они вышли, так и не дождавшись ничего: Вина-смарасья снова впал в беспамятство. — Как тайна звезд. Если с моего Агара Таракая я узрю новую звезду сегодня, то дам ей это имя — Вина-смарасья.

И не успел он закончить, как мимо, чуть не сбив его с ног, в паритрану ринулась поджарая пятнистая собака. И оттуда послышалось ворчание Осадхи-пати и повизгиванье собаки. Вскоре ее выставили наружу.

Таджика Джьотиш позвал вечером Махакайю на свою башенку, чтобы прочесть звездный яшт. Но он просил никому больше не говорить об этом. Вряд ли настоятелю и остальным монахам понравится звучание молений огнепоклонников здесь, в монастыре Приносящего весну фламинго. И когда на дальних холмах еще лежали розоватые покрывала западного солнца, Таджика Джьотиш развернул хлопковую ткань, покрытую письменами, и, щуря свои выпуклые глаза, начал читать:

— «Да возрадуется Ахура-Мазда…»

— А мы взываем к Татхагате сердцами, — невольно откликнулся Махакайя.

Старик охотно кивнул и продолжил:

— «Радости звезды Тиштрйи блестящего, благодатного и Сатаваэсы, полнящего воды, сильного, созданного Маздой, — молитва и хвала, радость и слава». — Радость звезды и мне по сердцу, — заметил он и снова обратился к письменам:

Ахура-Мазда молвил

Спитаме-Заратуштре:

«Заботься о господстве

И охраняй главенство!»

Мы чтим луну, обитель

И жертвенную пищу.

Пусть звезды благодатные

Последуют с луною,

Мужам даруя счастье,

И я почту обители

Звезды дарящей Тиштрйи,

Свершая возлиянья.

Помолимся же Тиштрйи,

Благому и блестящему,

Дающему спокойствие,

Хорошее житье,

Светящемуся, светлому,

Целебному и яркому,

Летящему в пространстве,

Издалека лучащему

Лучи незамутненные,

Воде широкой моря,

Далёко славной Вахви,

Быка, на имя данное

Самим Ахура-Маздой,

И на фраваши праведного

Спитамы-Заратуштры[256].

Старик перевел дыхание и осторожно огляделся: нет ли кого поблизости.

— Кто такое Вахви, я не знаю, — проворчал он. — И почему учителя Заратуштру кличут еще этим… — Он посмотрел на письмена: — Спитамой, тоже не ведаю. А ты, почтенный падачари?[257]

Махакайя пожал плечами.

— Но полет звезды в пространстве и мне ведом, — добавил старик. — И это хорошо.

— Наверное, — неохотно согласился Махакайя.

Старик продолжил:

Молюсь я ради счастья

Ему молитвой громкой,

Свершаю возлиянья

Я Тиштрйи-звезде,

Мы почитаем Тиштрйю

Блистательного, мощного,

И хаомой молочной,

И прутьями барсмана,

Искусными речами,

И мыслью, и делами,

И сказанными верно

Правдивыми словами.

Молитвы тем приносим,

Кому признал молиться

Ахура-Мазда благом.

Звезде блестящей Тиштрйи

Помолимся счастливой,

Высокой и могучей,

Хранящей семя вод,

По славе высочайшей,

От Внука Вод снишедшей.

Молюсь я ради счастья… —

а это они о том озере, что в Заранге, — вспомнил старик и беззвучно пожевал губами, как бы пробуя на вкус слова. — Выходит, звезда Тиштрйя оберегает то семя учителя в озере. И сама звезда как семя? Она-то в водах тех и отражается? — догадался старик. — В этом дело?

И он читал дальше. Особенно его позабавил стих о ведьмах, которые червями бросаются с небес, и это — падающие звезды. Понравилась ему речь Тиштрйи о том, что ежели б люди хорошо ему молились, как другим богам, то он снизошел бы на землю:

На некоторый срок

Своей бессмертной жизни.

Приду на ночь, иль на две,

Или на пятьдесят. —

Вот мне порой и чудится звезда, блуждающая средь холмов, — проговорил Таджика Джьотиш.

— Уж не становишься ли ты приверженцем этой веры? — спросил Махакайя.

Старик в ответ лишь засмеялся скрипуче и махнул шишкастой рукой.

Далее речь шла о созвездии Хафтаиринга, но старик его не знал. Хотя семь звезд могли быть в созвездии Семи риш[258]. И тут же упоминалась звезда Ванант — Ткачиха:

И чтим звезду победную

Мы Ванант, Маздой данную

Для силы благодатной,

Победы, превосходства,

Защиты от беды

И для вражды отпора… —

еще ее не видно, — проговорил старик. — А Тиштрйя так объявится к осени ближе. Но раньше он может прийти отроком, вот тут и сказано:

Сперва ночей десяток,

Спитама-Заратуштра,

Блестящий, славный Тиштрйя,

В сияниях летящий,

Вид принимает Мужа

Пятнадцати годов

Со светлыми глазами,

Высокого и властного,

Могучего, искусного… —

у них в пятнадцать лет свершают посвящение, — пояснил старик.

Потом ночей десяток,

Спитама-Заратуштра,

Блестящий, славный Тиштрйя,

В сияниях летящий,

Быка вид принимает

С рогами золотыми.

Он так провозглашает

И вопрошает так:

«Кто будет мне молиться,

Свершая возлиянья

Из хаомы с молоком?

Кому тогда воздам я

Богатством и добром,

Коровами, быками,

Его души спасеньем?

Поистине я ныне

Достоин всего мира

Молитв и восхвалений».

Еще ночей десяток,

Спитама-Заратуштра,

Блестящий, славный Тиштрйя,

В сияниях летящий,

Коня вид принимает,

Прекрасного и белого,

С ушами золотыми

И с золотой уздой. —

С ушами золотыми и золотой уздой, — повторил старик.

И вот он приближается,

Спитама-Заратуштра,

Блестящий, славный Тиштрйя,

Ко морю Ворукаша,

Конем примчавшись белым,

Прекрасным, златоухим,

И с золотой уздой.

И вот ему навстречу

Несется дэв Апаоша

Конем паршивым, черным,

Облезлым, корноухим,

Безгривым и бесхвостым,

Ужасным и престрашным. —

А! Я тебе о том уже толковал, — сказал старик. — И меж ними начинается схватка. Кони белый и вороной бьются на море, и сперва побеждает вороной, и тогда наступает