отправили, особо секретное, но мою маму, ты знаешь, Витя, так просто не обманешь. Так что мы с Серёжей от радости себя не помнили, когда друг друга увидели. Вчера только это было. Второй день всего я в Краснодоне, так же, как и ты, оглядеться ещё не успел. Ну а ты где пропадал всё лето? Тоже, видно, за печкой не отсиживался? Давай рассказывай, откуда ты весь такой копчёный взялся!
– Нынче прокоптиться недолго, если, как ты говоришь, за печкой не сидеть, – улыбнулся Виктор, но откровенный рассказ Василия побуждал к ответной откровенности, тем более что Виктор тоже испытывал потребность поделиться накипевшим на душе. – А что за печкой я не прятался, это правда, – продолжал он, постепенно отпуская с лица улыбку. – У меня, Вася, тоже за плечами и рекомендация райкома комсомола, и партизанская школа. А дальше – партизанский отряд. Мой старший брат Михаил в том отряде комиссаром был, я к нему сначала пошёл проситься, но он меня за дверь выставил. Тогда я прямиком к командиру Ивану Михайловичу Яковенко, секретарю Ворошиловградского горкома партии. Меня, говорю, райком комсомола оставляет для подпольной работы. И взял меня товарищ Яковенко к себе в отряд связным. Так что я с начала оккупации в партизанах. Ушли мы в лес за три дня до того, как Ворошиловград фашисты заняли. Ходили в город, листовки расклеивали там по ночам, с ворошиловградскими ребятами связь держали. Пришлось мне и в полицаев стрелять во время стычек, и гранаты в них бросать, и взрывчатку под переправу закладывать. Повоевал я, Вася, и убитые враги на моём счету имеются, четверых полицаев положил. Только командир Яковенко меня поберечь решил и в город отослал из леса, перед тем как каратели отряд окружили. Он, конечно, знал, что туго отряду придётся, и нас, молодёжь, всех с заданиями разослал. Наказывал нам товарищ Яковенко, чтобы, если что с ними, старшими товарищами нашими, случится, мы подполье в городе на себя брали. И вот вернулся я с задания и не нашёл отряда. Сколько ни искал – никаких следов. Знаю, что обстреливали их каратели, что отступали они, но кто погиб, а кто в живых остался, не знаю. Может быть, и Ивана Михайловича, и брата моего нет в живых. Об отряде ничего не слышно. Я долго по следам его ходить пытался. Секретарь подпольного обкома комсомола Надежда Фесенко, я это знаю точно, тоже след его искала, может быть, ищет до сих пор. Знаешь, нелегко это принять, что твои товарищи погибли. А мне Надежда, как и командир Яковенко, в Ворошиловграде работать задание дала. Но недолго я там оставался: наша ворошиловградская квартира вскоре под наблюдение гестапо попала. Тогда меня Ворошиловградский обком комсомола сюда, в Краснодон, и отправил. Разговор об этом давно уже шёл, ещё когда мы в лесу были. Я ведь в Краснодоне многих ребят знаю, вот Надежда Фесенко и решила, что здесь я смогу принести больше пользы. А теперь и выбора у меня нет. Прибыл, чтобы действовать здесь. И намерен действовать решительно. За себя и за товарищей своих погибших. Хотя и надеюсь, что многие из них живы. О Мише вот всё время думаю. И тоже не знаю, что родителям говорить. Спасибо, что сами не расспрашивают, молчат, будто о чём-то догадываются. Ты, Вася, меня сейчас, наверное, поймёшь, как никто другой.
Виктор никогда ещё не был с другом настолько откровенным. Виктор вообще редко открывал свою душу. Друзьям казалось, что у него нет потребности делиться своими тревогами, он всегда больше вникал в боль и заботы других людей и не требовал взаимности. А сейчас настала такая минута, когда он словно бы попросил о ней. И именно его, Васю.
– Я думаю, твой брат жив, – тихо сказал Левашов. – Да ты ведь и сам это знаешь. И я тоже знал про Серёжу. Хочешь верь, хочешь нет. Всю дорогу сам себя пугал и мучил страхом за него, а глубоко в душе знал, что мы скоро встретимся.
– А я не знаю, встретимся ли мы с ним, – загадочно улыбаясь, ответил Виктор. – Но что Миша жив, я почему-то тоже знаю. Да, это так… Ты представь, ведь он же меня осенью в эвакуацию уговорил ехать и даже на поезд посадил, а я назад вернулся. Потому что знал, что моё место здесь. И если я буду здесь, с Мишей ничего не случится.
Василий, казалось, не успел осмыслить эти странные слова, а Виктор, будто вдруг смутившись своей откровенности, уже перевёл разговор на другую тему, ради которой он и пришёл к другу детства.
– Так ты говоришь, тоже только со вчерашнего дня в Краснодоне и ещё не успел оглядеться? – спросил он многозначительно. – И совсем ничего не знаешь, что думают наши ребята об этих тварях, которые хозяйничают в городе?
– Я знаю только, что ребята не собираются позволять им хозяйничать безнаказанно, – ответил Василий. – Мы уже говорили об этом кое с кем. Я виделся с Ваней Земнуховым.
– А я как раз только что от него! – ошарашил друга Виктор. – Мы договорились встретиться завтра. Завтра в полдень на квартире у Жоры Арутюнянца. Придёшь?
– Конечно! – встрепенулся Василий.
Решительный тон Виктора говорил сам за себя: время раздумий закончилось, настала пора действовать.
Виктор сидел у себя в хате в полутьме. Был уже вечер, садилось солнце, на землю опускались сумерки. Уже запели цикады.
Вот и сентябрь почти пролетел, а природа как будто жила своей, отдельной от календаря жизнью, и знать не хотела ни о какой осени. Казалось, время остановилось, и лето теперь не кончится никогда: так и будут заливаться за окном беззаботные цикады, пока не выпадет снег, если он всё-таки выпадет в этом году. Ни цикадам, ни властвующему над степью солнцу не было никакого дела до оккупации, хотя затянувшееся лето – это шанс спрятаться от полицаев и карателей для партизан, ищущих в перелесках новые безопасные стоянки. Виктор опять подумал о командире Яковенко и его отряде, о брате Мише.
И тут через приотворённое окно послышался чей-то знакомый голос, спрашивающий о нём, Викторе.
– Серёжа! Это ты? Здравствуй, Серёжа! Проходи, он в хате, – отозвалась мать.
– Нет, Анна Иосифовна, пожалуйста, позовите Витю сюда, пусть он выйдет, – попросил голос.
Не дожидаясь, когда мать придёт звать его, Виктор встал и вышел навстречу Серёже.
Хлопец, что стоял перед ним, оказался Сергеем Тюлениным, но Виктор даже не узнал его с первого взгляда, так он изменился за этот год. Когда они виделись в последний раз, Серёжа был