до дела ещё не дошли. Как раз сегодня опять встречаться будем. Надо же понять, кто из ребят что думает и кто на что готов.
– И какие уже есть мнения? – спросил Виктор.
– А мнения, Витя, разные. – Иван понизил голос: – Первое: что надо через линию фронта двигать и бить фашистов вместе с нашей Красной армией. И винтовки, и патроны в степи нетрудно отыскать, тут оружия много осталось. А будет у нас оружие, так можно и отряд партизанский создать. И это второе мнение.
– То есть опять же покинуть город? – уточнил Виктор, вопросительно глядя на Ивана.
Тот усмехнулся:
– Видишь, многим не терпится поскорее взять в руки винтовку, а лучше автомат!
– И оставить город оккупантам на растерзание, – подхватил Виктор. – И вот таким, как твой сосед Мельников. Пусть грабят наши хаты безнаказанно, пусть над нашими матерями измываются? Так, выходит?
– Вот и я о том же! – воскликнул Иван. – Поэтому есть третье мнение, и я сам его разделяю: надо действовать здесь, в городе. Тем более ходят слухи, что кто-то уже начал. Мне пока не удалось найти этих ребят.
– Думаю, надо собрать вместе тех, кто готов бороться в городе и создать организацию, – произнёс Виктор вполголоса. – А тем, кто хочет уходить в степь, следует объяснить, что в степи и осенью спрятаться непросто, а зимой и подавно. Всё равно придётся возвращаться.
– Верно! – снова горячо поддержал его Иван. – Удивляюсь только, как можно этого не понимать! Как ты вовремя, Витя, появился! Я как раз думал о том, чтобы завтра собрать всех, кто считает так же. А то мы всё спорим да рассуждаем, а время идёт. Ты ведь знаешь, где Жора Арутюнянц живёт? Приходи завтра к полудню к нему. Мы с ним уже договорились.
– Хорошо, – кивнул Виктор. – Значит, у меня есть время поискать среди наших, шанхайских, тех, которые думают так же, как мы с тобой.
– Я тоже ещё посмотрю, кого можно позвать, – пообещал Иван.
Когда они прощались, Виктор отметил живость и воодушевление товарища и с удовольствием подумал, что появился в Краснодоне и в самом деле очень вовремя.
Виктор ещё перебирал в уме всё сказанное между ним и Иваном и всё, что оба они понимали без слов, а ноги уже несли его к дому Васи Левашова.
Виктор хорошо помнил случайную встречу весной в Ворошиловграде с Васей и его братом Сергеем. Василий тогда делал многозначительные намёки. На вопрос, какими судьбами они с братом оказались в Ворошиловграде, Вася дал понять, что не имеет права об этом рассказывать. Виктор почти не сомневался, что причиной могла быть только клятва, обязывающая хранить строжайшую секретность. Василий ведь знал Виктора столько лет и имел возможность не раз убедиться в том, что хранить чужие тайны он умеет.
Вот он, этот дом, в который Виктор в детстве наведывался частенько, как и Василий – в его хату. На окошке занавесочки белые, чистые – значит, в доме точно живут! Виктор постучал в дверь. Открыл ему сам Василий. Увидев его обветренное потемневшее лицо, Виктор вспомнил слова Вани Земнухова: «Как будто на солнце тебя коптили да на ветру сушили!»
– Виктор! – в свою очередь изумился Василий, оглядывая его с головы до ног.
– Ну, здравствуй, Вася! – улыбнулся Виктор.
– Здравствуй, здравствуй! Вот чудеса! Проходи скорей!
Вася весь светился от радости, и тут же в его глазах вспыхнули искорки любопытства.
– Так ты вернулся в Краснодон? И давно?
– Только вчера, – ответил Виктор.
– И я тоже только-только вернулся! – воскликнул Василий, не в силах скрывать свою радость. – И Сергей, брат мой. Помнишь его? Я уже думал, он погиб. Глазам своим не поверил!
Василия переполняли чувства. Было видно, что желание поделиться с другом детства всем пережитым завладело им, как только Виктор появился на его пороге.
И вот они сидели за столом, и Василий рассказывал, а Виктор внимательно слушал.
– Мы с Сергеем курсы радистов окончили при разведшколе, – признался Василий, почти не удивив Виктора, который как раз предполагал нечто подобное. – Райком комсомола нас направил, – не без гордости пояснил Вася, и Виктор, получивший от райкома комсомола такую же рекомендацию и прошедший краткий курс партизанской школы, понимающе улыбнулся. – В общем, обучили нас и забросили в составе разведгруппы в тыл врага. Спрыгнули мы с парашютами. При себе группа имела рацию, мы должны были в условленное время выходить на связь, передавать в Центр добытые сведения и получать новые задания. Вот только приземлились мы неудачно: нас сразу обнаружили и начали обстреливать. Спасло нас только то, что рядом было подсолнуховое поле. Мы затаились там и дотянули до темноты. К нам подобрались близко. Там были полицаи, русские, которые перешли на службу к фашистам. Мы слышали, как они перебрасываются словами между собой. Один из них стал уговаривать нас сдаться. То есть стать такими же предателями, как они! Ты представляешь, Витя? Меня такая злость взяла тогда! «Да лучше пустить себе пулю в лоб, – думаю, – чем такой позор!» Их ведь много было, они могли нас окружить, поэтому я и подумал сразу о смерти. Но командир нашей группы приказал: как только стемнеет, прорываться по одному в разные стороны, а пока они нас не обнаружили, подсолнухи – наше прикрытие. Мы только одну радиограмму передать и успели, сообщили в Центр о сложившейся обстановке и взорвали рацию. А дальше я из тех подсолнухов в лес утёк, там ночью хоронился, а к утру на хутор какой-то вышел. Там мне женщина добрая хлеба дала да велела уходить скорей. Не буду тебе расписывать все мои мытарства да про полицаев на хуторах рассказывать. Больно, Витя, это видеть: сколько народу к фрицам в услужение подалось холуйствовать, соседей своих стращать! Пока шёл, насмотрелся на таких досыта. И всё о Серёже думал, жив ли он. Той ночью, когда мы в подсолнухах залегли, перестрелка жаркая была. Показалось даже, что из всей группы я один в живых остался. От этой мысли у меня кровь в жилах стыла. Всю дорогу до Краснодона она меня червём точила. А когда в город вошёл, на душе ещё чернее стало: люди ходят мрачные, друг от друга шарахаются! Разве можно было представить, что мы доживём до такого? А вот дома ждала меня радость, какой уж и не чаял: Серёжа жив-здоров, на три дня раньше меня в Краснодон вернулся! Он, конечно, тоже меня уже похоронил и только голову ломал, чего бы ещё наврать про меня родителям, как их успокоить. Он придумал, будто бы меня на новое срочное задание