своих товарищей, призывая на себя их кару в случае нарушения этой клятвы.
Так завершилось второе собрание штаба. Третье наметили провести в хате у Виктора. Василий Левашов снова обнадёжил: радиоприёмник, если повезёт, будет в распоряжении организации уже к следующему собранию благодаря его брату Сергею.
Вечером, едва Виктор вернулся домой, прибежал Володя Лукьянченко.
– Значит, ты насовсем в Краснодон вернулся! – радостно воскликнул он. – И мы теперь будем действовать вместе! Это очень хорошо! Ты ведь не сердишься на меня, Виктор?
– За то, что ты так быстро нашёл тех, кто поджигал дома с немцами и клеил листовки, да и вступил тотчас же в их ряды, до сих пор не сообщив мне о том, что выполнил моё поручение? – уточнил Виктор.
– Не совсем так. А вернее, совсем не так, – честно сознался Володя. – Я тебе не признался тогда, что с самого начала оккупации действую с ними и один из тех домов ночью поджигать ходил вместе с Тоней Мащенко. Я хочу извиниться за то, что скрыл это от тебя, то есть получается, обманул. Но только потому, что не мог сказать правду, ведь я давал клятву хранить тайну группы, а значит, никому о ней не рассказывать.
– Клятву? – удивлённо переспросил Виктор.
– Ну да, – кивнул Володя. – Мы всей группой давали клятву, все девять человек.
– Ай да Тюленин! – восхищённо вырвалось у Виктора. – Вот тебе и Серёжка! И что же за клятву ты давал, Володя? Какие в ней были слова?
– Да она короткая! Не то что новая, которую вы теперь составили, – смущённо ответил Володя. – Мы просто все поклялись друг перед другом никому не рассказывать о нашей «Молодой гвардии». Вот поэтому я тогда и промолчал. Но на другой же день Сергею сообщил, и он разрешил рассказать тебе о нас. А ты ушёл в Ворошиловград. Сергей тогда сказал, что сам с тобой поговорит, как только ты снова появишься.
– Так вот почему он разговор о партизанах завёл чуть не с порога! – воскликнул Виктор.
– А теперь, я знаю, мы с тобой в одной организации, и ты – наш комиссар! – произнёс Володя так, будто сбылась его самая заветная мечта, но тотчас же прибавил: – Ты, Виктор, не думай, я и теперь слова лишнего не скажу, даже своим. Могила!
– Ни на миг в тебе не сомневаюсь, Володя, – заверил его Виктор, ободряюще хлопнув по плечу. – Я тоже рад, что мы с тобой будем бороться вместе.
Володя почувствовал искренность этих слов и просиял. Но он понял, что его старший товарищ занят какими-то своими мыслями. Поэтому он попрощался с Виктором и исчез за дверью так же стремительно, как и появился.
Оставшись в хате один, Виктор вдруг удивился отсутствию в этот час не только отца, но и матери. Впрочем, это в Ворошиловграде он привык, что мать всегда дома, а здесь, в Краснодоне, где все вокруг свои, ей, конечно, есть куда пойти. Виктор кстати вспомнил и о том, что его мать имела какие-то свои дела с матерью Серёжи Тюленина.
За минувшие сутки Сергей сильно вырос в его глазах. И ещё сильнее впечатлила верность Лукьянченко своей клятве. Значит, и мать Володи ничего не знает. И не узнает. А вот мать самого Сергея, тётя Шура? Виктор знал, что скрыть что-либо от неё, это надо постараться, а Серёжа до войны не особо и старался. С отцом своим он воевал с детских лет, а мать вместе с сестрой Надей всегда были его тайными союзницами. Прямо подпольная группа внутри семьи! Поэтому Виктор не удивился бы, если бы узнал, что тёте Шуре кое-что известно о делах сына. А что до Серёжиной сестры Нади, то Виктор был почти уверен, что она или уже помогает брату, или встанет на этот путь в самое ближайшее время. Надя комсомолка, хорошая, порядочная девушка. Теперь, когда перед участниками сегодняшнего собрания штаба поставлен вопрос о кандидатурах новых соратников, Сергей наверняка подумает в первую очередь о своей сестре.
Группа Ковалёва
Размышления Виктора прервал стук в окно. Он выглянул и увидел богатырскую фигуру Анатолия Ковалёва.
– Здравствуй, Толя. Входи! – пригласил он.
– Здравствуй, Витя! – воскликнул Ковалёв. – Говорят, ты насовсем вернулся. Ты только скажи теперь честно, как у тебя обстоят дела по части связи с партизанами?
В голосе его слышалось воодушевление. Виктору было совестно с порога разочаровывать Ковалева, а выкладывать всю правду без согласования с другими членами штаба он, комиссар, не чувствовал себя вправе.
– Да понимаешь, Толя, всё непросто, – уклончиво ответил он.
– Значит, нет? – расстроился было Анатолий, но тотчас же нашёлся: – Слушай, а может быть, мы тогда свой собственный отряд организуем?
– Ты да я? Вдвоём? – весело спросил Виктор.
– Почему вдвоём? – возразил Анатолий решительно. – У меня есть ещё ребята!
– Много?
– Да ведь ты сам же говорил, что дело не в количестве, а в качестве. А какого качества наши шанхайские хлопцы ты и сам знаешь. И мой друг Миша Григорьев, и Вася Пирожок, и Вася Борисов!
Анатолий назвал своих друзей, признанных на Шанхае силачей.
– Да, ребята боевые, – кивнул Виктор.
Ободрённый Ковалёв расплылся в широчайшей улыбке.
– Намечается ещё один, – сообщил он и, интригующе помолчав, произнёс: – Иван Туркенич!
– Иван? – удивился Виктор, припоминая, что Туркенич вроде как на фронте с начала войны. – Так он тоже здесь?
– Здесь, – подтвердил Ковалёв. – По слухам, то ли из окружения бежал, то ли из лагеря военнопленных.
– А ты сам с ним говорил? – спросил Виктор.
– Нет ещё.
– И не надо пока, – решительно заявил Виктор. – Я сам. Опыт у него, видимо, и в самом деле что надо – боевой. Это очень кстати. Пригодится.
– Вот и я так думаю, – кивнул Ковалёв.
– Только ты, Толя, обожди немного. Ничего сам не предпринимай. Я всё улажу с Туркеничем. И сам к тебе зайду.
– Ладно, Витя. Договорились, – согласился Ковалёв.
Проводив друга, Виктор подумал о том, о чём не обмолвился с ним ни словом: много ли народу в Краснодоне успело узнать о службе Ковалёва и Григорьева в полиции за те несколько дней, что они на ней продержались?
На следующий день первым к Виктору пожаловал Василий Левашов. Он пришёл почти на полчаса раньше назначенного времени.
– Привет, Виктор. Ты один? – спросил он на всякий случай, оглядывая комнату.
– Родителей дома нет, до вечера не вернутся, – заверил его Виктор. – За улицей придётся следить самим.
– Не думаю, что это так уж необходимо, – заметил Василий. – Кому какое дело, что такие крепкие здоровые хлопцы средь бела дня бездельничают!
Понимая, к чему клонит товарищ,