такой ритм жизни, по сути, именно к этому он и стремился многие годы. Послезавтра журналист отправлялся в большой тур за океан. Уже были подтверждены несколько десятков интервью различным телеканалам, газетным редакциям и даже топовым блогерам. Гонорары быстро росли, и он с уверенностью смотрел в будущее. Прямой удар кометы придется на другое полушарие Земли, а сопутствующие последствия его мало страшили. У Брендона были деньги, и их с каждым днем становилось все больше и больше – он не пропадет. В конце концов жизнь снова наладится, о нем забудут, так что за эти месяцы и дни, отсчет которых шел на рекламном табло, он заработает себе на шикарную и беззаботную жизнь.
Машина медленно ползла через толпы кричащих, размахивающих плакатами и баннерами людей. Особенно рьяные молотили по пытающимся протиснуться между ними автомобилям. Флетчер снова остановил попытку «Скалы» распахнуть дверь и набить морду первому встречному. Полиция явно не справлялась, тем более что такие акции протеста проходили сразу в нескольких районах города. Уже были и первые жертвы. Брендон решил держаться подальше от этих протестных движений, оставаясь в оппозиции к официальной власти и поддерживая небольшой революционный флер, но в то же время не связываться с откровенными маргиналами, чтобы не закрыть себе путь к телевизионному прайм-тайму и первым полосам самых влиятельных газет и журналов. Он старался усидеть на двух стульях, и пока это ему удавалось.
Какое-то лицо прижалось щекой к заднему окну автомобиля. Неестественно вращающийся глаз пытался сквозь темное стекло рассмотреть, что происходит внутри машины. Брендон от неожиданности отпрянул, завалившись на «Хорька». Вдруг чьи-то руки схватили любопытного наблюдателя за плечи и отбросили прочь. Страшное неистовое лицо исчезло. Автомобиль миновал площадь и свернул на свободную от демонстрантов улицу. Водитель прибавил ходу. Брендон выдохнул – прорвались.
Петерсен лежал на койке в своей одиночной камере. За три недели он привык к новому дому, его правилам и распорядку. Свет давно погас, и тюремный блок погрузился в тишину, были слышны лишь медленные размеренные шаги одного из охранников. Скорее всего, по тому, как тот аккуратно ставил правую ногу, это был тот седой, в возрасте, страдающий подагрой джентльмен, который пару раз прошелся по его спине своей дубинкой, призывая Харви к повиновению и обучая правилам его новой жизни. В целом он был не хуже других, но, видимо, во время приступов болезни давно уже привык срываться на заключенных.
Харви был здесь на общих основаниях, никто не знал, кто он, или просто делал вид, что не знает. Вместо прогулки его водили на очередной, повторяющийся из раза в раз допрос. Однажды к нему даже приходил назначенный адвокат, однако от начальства по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Казалось, что Петерсена просто бросили и забыли. Но сегодня вместо комнаты следователя его отвели в переговорную. Харви сел на стул и взял лежащую на столе черную трубку. Человек за стеклом надел наушники. Это была излишняя демонстрация, агент и так хорошо понимал, что его разговор будет прослушиваться и записываться.
– Харви, ты как там? – это был голос Фитча.
Он машинально посмотрел на сотрудника полиции в наушниках и ответил:
– Привет Майк, я скучал. Все нормально, кормят тут неплохо, но сырость меня доконала. А как у вас? Чем занимаетесь? – в его голосе были слышны нотки раздражения и злости, которые не ускользнули от Фитча.
– Тебя слушают?
– Ну, а как ты думаешь? – человек в наушниках поднял на него глаза.
– Понятно, это неважно. Дела плохи – все случилось, как мы и думали. Мы оказались главными козлами отпущения, виновниками всего и вся. Политики отдали нас на съедение. Кстати, я уже не твой шеф. В понедельник меня отстранили от должности, пока на время расследования. – Он замолчал. Харви был уверен, что их всех «сольют», но то, что это произойдет так быстро, без борьбы? – Я долго пытался добиться разговора с тобой, вот только вчера разрешили. Скорее всего, тебя и твоих ребят будут использовать, чтобы «завалить» все агентство, а его сейчас не пинает только ленивый. Когда дело будет сделано, тебя депортируют. Так что, если ты что-то или кого-то пытался выгораживать – не стоит. Скажи им все, что они хотят от тебя услышать и возвращайся домой.
Теперь уже молчал сам Петерсен. Да, их предали и бросили. Вот так просто. Для достижения своих целей пешками часто жертвуют…
– Я понял. – Он еще раз поднял глаза на человека в наушниках, но тот смотрел в экран своего монитора. – Спасибо, что позвонил, это много для меня значит. Надеюсь, что скоро увидимся. Держись там.
– И ты держись…
Голос пропал. В допотопной проводной трубке, которых Харви не видел уже лет двадцать, воцарилась тишина.
Шаги приближались к решетке его камеры. Он закрыл глаза. Снова и снова Харви воспоминал утренний разговор, и от этого мрак становился все непрогляднее, звук шагов – зловещим, а тишина вселяла безысходность. Агент просто хотел вернуться домой и наконец-то согреться.
* * *
23 октября 2023 года, 16:30 UTC+3, расстояние до кометы: 1.395 а. е.
Сергей сидел в своем рабочем кабинете и прокручивал колесо мыши. На экране монитора бежали заголовки и краткая аннотация научных статей и циркуляров по комете, вышедших за последнюю неделю. Всю эту информацию нужно обработать, систематизировать и выдать краткий анализ в оперативный штаб, в состав которого он входил. Там постоянно крутилось много народу, дежурили съемочные группы аккредитованных телеканалов и новостных изданий. Поэтому Ковалев работал здесь, на своем старом месте. В институте, видя его угрюмое и уставшее лицо, к нему тактично не приставали с расспросами. Здесь царила академическая тишина и степенность.
За его спиной сидел Андрей, как всегда, раскачиваясь на стуле, с надетыми на голову огромными наушниками. Сергей был ему признателен, тот все понимал и тоже не лез в душу. Работа БОРТа была заморожена на неопределенный срок, и Вязенцев переключился на новую задачу – он разрабатывал автономную систему мониторинга вхождения ядра кометы или его фрагментов в плотные слои атмосферы. Академия наук совместно с Роскосмосом планировала установить в области падения несколько автономных научных станций, которые сам Андрей называл «Камикадзе». Получаемые данные они будут записывать на твердотельные накопители, защищенные по типу бортовых авиационных самописцев. Работы было много, и Андрей практически не уходил из института, ночуя на раскладушке в этом же кабинете. Сергею даже было неудобно, и он чем мог пытался помочь другу, а тот лишь отшучивался, мол, свое дело ты уже сделал. Впрочем, Вязенцев был рад такому положению вещей – это помогало отвлечься от всего того, что происходит вокруг.
Сергей встал из-за стола, подошел к окну и поднялся по невысокой стремянке, чтобы его приоткрыть – в комнате становилось