Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

попасть и в шестом году правления лжединастии Цинь, под девизом правления Хун-ши, с пятнадцатью монахами ушел за мечтой. Да! Во времена лжединастий расцветал лотос истинного времени и учения, и этот лотос испещряли неуничтожимые письмена. По сути, все учения и династии таковы, и лишь благой закон истинен.

Все это и рассказывал Махакайя позже, когда они, пройдя тесными улочками, взошли к цитадели на холме, где находился аргбед с гарнизоном и возвышался дворец правителя. У ворот им пришлось спешиться. Махакайя оглянулся и, прикрывая глаза рукой, увидел весь город как на ладони — на ладони Татхагаты: глиняные плоские крыши, купы деревьев, купола храмов огнепоклонников, башни вдоль внешних стен; кое-где вились дымки очагов, тут же сносимые пыльным ветром, — по ладони этой великой гуляли горячие вихри. Увидел он в пыльной дали и смутные очертания монастыря Приносящего весну фламинго. И видение было как сон. Махакайя снова подумал о солнечном знаке на лбу каменного Татхагаты, о том прикосновении, которое тоже было подобно землетрясению, сотрясению сознания. И после него с ним что-то произошло, он явственно почувствовал большую перемену всего. Ту перемену, которой и алкал всегда. Неужели?

Вернулся солдат, которого они просили доложить о своем приходе, и позвал их с собой, велев лошадей привязать у врат, и они вошли в эту цитадель.

Повели их по чистому обширному двору мимо высоких стен и казармы, а потом конюшни, в которой всхрапывали и ржали лошади и от которой разило сеном и навозом, влево, к высокому каменному дому, стоявшему у подножия белокаменного дворца, окруженного плодовыми деревьями, зелеными лужайками и цветниками, к сожалению, как будто задернутыми серым шелком пыльного ветра; хотя здесь ветер и не досаждал так, как снаружи.

Это был дом аргбеда. Солдат, который привел их, взял колотушку на цепочке с птичьей головой и несильно ударил в небольшой медный гонг у двери, вскоре та открылась и появился другой солдат, как и первый, бородатый и смуглый, в кожаном доспехе, в шишаке и с мечом у пояса; он провел вошедших полутемным коридором и жестом велел идти дальше.

Здесь была большая зала, украшенная коврами, щитами и оружием. На деревянном возвышении, покрытом красной тканью, сидел аргбед.

Таджика Джьотиш склонил голову, приложив руку к сердцу. То же сделал и Махакайя. Потом он взглянул на аргбеда. Тот сидел, облокотясь на подставку в виде головы какого-то зверя и разглядывал Махакайю. Был он немолод, с огромными черными и уже серебрящимися усами, но с чисто выбритыми тяжелым подбородком; лоб бороздили морщины. Темно-зеленый шелковый халат облегал могучие плечи и широкую грудь; длинные волосы крепко охватывал голубой тюрбан. Насмотревшись, аргбед разлепил толстые губы и что-то громово вопросил. Таджика Джьотиш снова приложил руку к груди и с поклоном ответил. Аргбед помолчал и потом, вперив темный взгляд в Махакайю, что-то велел.

— Говори, — перевел Таджика Джьотиш.

И Махакайя начал говорить. Он рассказал, из какой страны явился и куда теперь держит путь. Услышав о цели его странствия, аргбед потребовал разъяснений. Тогда Махакайя и поведал об этой традиции — путешествии за священными книгами.

— Это как посвящение? — спросил аргбед.

Махакайя на мгновение задумался и кивнул.

— Да.

— Посвящение в монахов букв? — снова спросил аргбед насмешливо.

«Буквы складываются в знаки, как звезды на небе», — так ему отвечал Таджика Джьотиш, пересказывая потом Махакайе все речи. Аргбед старика слушал снисходительно. Тот говорил ему о большом упорстве Махакайи и всех его спутников, о благосклонности царей Индий к путникам, о том, что в Поднебесной все с нетерпением его ожидают — с книгами и рассказами о пройденных странах, в том числе и об этой стране Цзаоцзюйчжа и городе Хэсина.

— Так ты человек писания? — спросил аргбед, глядя на Махакайю.

— Не отвечай утвердительно, — предупредил Таджика Джьотиш.

— Я человек учения Татхагаты, — сказал Махакайя.

Аргбед хмыкнул.

— И что же тебе нужно? — спросил он, поглаживая кончики усов.

— Он просит отпустить ни в чем не повинных его спутников.

— Они оказали сопротивление моим стражникам, — возразил аргбед. — И должны понести наказание. Кроме того, один из них араб. — И тут глаза аргбеда сверкнули. — И мы должны допросить его со всем тщанием. Это всё, — добавил он, расправляя плечи и небрежно поводя тяжелой дланью в воздухе и прикрывая потом ею глаза.

Но Махакайя возразил, что аргбед обо всем может расспросить его, он наставник этого, так сказать, странствующего монастыря, хотя и не все в нем монахи, и именно он отвечает за всех людей в караване.

Аргбед отнял ладонь и изумленно посмотрел на монаха.

И затем он громово молвил — так, что задрожали своды этого зала.

— Нам лучше сейчас же уйти, — пробормотал старик.

Но Махакайя на своем пути не раз встречал правителей, были среди них и те, кто держался высокомерно, сурово, были и те, кто угрожал ему. И он снова обратился к аргбеду с речью. Тот не стал его слушать и — поверх голов — что-то приказал воину, стоявшему у входа. Но тогда к нему воззвал старик Таджика Джьотиш. Шамкая беззубо, он говорил горячо и быстро, жестикулируя и возводя глаза вверх. Странно, но аргбед его выслушал. А когда старик закончил, снова повел тяжелой рукой в воздухе, отпуская их. И старик просто схватил Махакайю за край одеяния и повлек за собой.

Глава 36

— Мы побывали в пасти льва! — громко проговорил Таджика Джьотиш, выведя свою лошадь из ворот.

Его санскрит был неведом стражникам. Он посмотрел сбоку на Махакайю, готовясь лезть на лошадь.

— Мне доводилось бывать в Пасти Пяти Львов, — отвечал ему Махакайя, окидывая взглядом всё такие же туманящиеся от пыли городские пространства. — Есть такое ущелье в стране Фулишисатанне неподалеку от ее столицы — Хубины[242].

— Ущелье! — с негодованием воскликнул старик. — Этот Аспанак хуже любого ущелья, проглотит и не поперхнется!

И Таджика Джьотиш попытался взобраться на лошадь, но у него не получилось. Махакайя, увидев это, подошел и предложил помощь. Старик не отвечал и снова повторял попытки. Махакайя все-таки подсадил его, а потом и сам сел верхом. И они направились вниз по дороге, спускавшейся косо от цитадели.

Пока ехали по городу, старик молчал. Снова тянулись узкие улицы, застроенные глинобитными домами. За всадниками увязались сперва собаки, потом и детвора. Жители города, мужчины в халатах и высоких шапках и тюрбанах и женщины в длинных платьях и легких покрывалах на головах, останавливались и почтительно здоровались со стариком, потом с любопытством взглядывали на его спутника. Впрочем, жителей им попадалось совсем немного, все-таки пыльный ветер мешал дышать, говорить, смотреть и что-либо делать, и