class="p1">Сверху донесся вопль – и успокаивающее бормотание папули. Вопль повторился.
Неужели и она поначалу вела себя как размазня? Перл задумалась, вытирая пол и тут же отправляя бумажные полотенца в мусорное ведро. Напоследок она прошлась по пятну отбеливателем. Потом включила горячую воду, чтобы как следует вымыть руки.
Нет, она была другой.
– Девушек, как ты, Перл, – единицы, – не раз говорил папуля. – Возможно, второй такой и вовсе нет.
Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что появление Грейси стало первым дурным предзнаменованием. После этого неприятности посыпались на них одна за другой. Так всегда и бывало: самый незначительный промах влек за собой следующий. Стоило поскользнуться на первой ступени крутой лестницы – скатиться донизу уже не составляло труда. Сложнее было не скатиться. Правда, первой ступенькой мог быть Финикс. И Бриджит.
– Не злись, – сказал папуля, вернувшись на кухню – в одиночестве.
Перл все еще тщательно намывала руки под струей горячей воды. Когда она наконец закрыла кран, натертая кожа болела.
– С чего бы мне злиться? – ответила она резче, чем намеревалась.
– Я привел ее для тебя, – пояснил папуля, все еще стоя в дверях. – Я привел тебе сестру.
Он вообще себя слышал? Она чуть не рассмеялась. Чуть. Бросила на него взгляд – и не смогла. Его глаза были очерчены темными кругами, ресницы – устало опущены. Она знала, что он не ложился. Слышала, как ночью он метался по своей комнате. Он так постарел с тех пор, как они влипли в неприятности в Финиксе. Лицо изрезали глубокие морщины: пролегли вокруг рта, исполосовали лоб. Он похудел, стал сухим и жилистым. Вся эта история выбила его из колеи. Он так и не сумел полностью оправиться.
Он подошел к столу. Она села напротив него. На кухне все еще неприятно пахло рвотой и отбеливателем.
– Нельзя просто взять и привести в дом сестру, – сказала она. – Это тебе не щенка подобрать.
Он наклонился, рассматривая свои обгрызенные, огрубевшие заусенцы.
– И все-таки ты злишься.
– Нет.
Да. Она злилась. Не только из-за незнакомой девчонки, которую он привел в их дом. У нее скопилась тысяча причин для негодования. Она едва ли смогла бы облечь их в слова. В последнее время она чувствовала себя животным, расхаживающим взад-вперед по клетке. Их с папулей, так или иначе, что-то связывало – хотела она того или нет. Ей нужно было бежать прочь. Но она не могла. Ему она, конечно, ничего из этого не сказала.
– Ты сама не своя, – прервал папуля ее размышления. – Что стряслось?
– Могу задать тебе тот же вопрос.
Она встала поставить чайник – просто чтобы сбежать от него. От этого пристального взгляда, от внимательных глаз и их способности видеть всех насквозь, от его умения считывать и использовать глубинные человеческие желания, потребности и страхи.
– Все из-за твоего отца? – предположил он, не поворачиваясь к ней. – В этом дело?
Она передернула плечами, радуясь, что он не видит ее лица. Она не была уверена, что смогла бы сдержать эмоции.
– Все прошло хорошо. – Ее голос прозвучал выше, чем ей хотелось. – Прибыльное дело. Как ты и говорил.
Да, дело вышло и правда прибыльным. Куча наличных за обещание никогда больше не пытаться с ним связаться. И она могла бы прилежно убраться подальше, никогда больше не думать о нем, забыть все раз и навсегда…
– Ты его уничтожила, – сказал папуля.
Она услышала в его голосе нотку неодобрения. Это ее задело – на удивление сильно.
Она бросила взгляд на наручные часы. Она уже опаздывала на встречу с Джейсоном. Опаздывала на встречу с Элизабет. Со своей цивильной стороной. Студенткой. Официанткой. Простой девушкой из маленького городка. Самой обыкновенной. Чайник засвистел, она сняла его с плиты и наполнила две кружки, которые предусмотрительно достала из шкафчика, горячей водой. «Лучший в мире папа» – было написано на одной из них. Вселенная бывала очень ироничной.
– И что с того? – огрызнулась она, вернувшись к столу. Она поставила перед папулей чашку, но он к ней не притронулся.
Да. Она развеяла жизнь отца по ветру. Ему пришлось съехать из своего прекрасного коттеджа. Пережить громкий грязный развод. Его дочери не хотели с ним разговаривать. Стелла была не единственной его любовницей – конечно, нет. Оказалось, он жил на две семьи – во второй тоже были дети. Женщины, с которыми он пересекался по работе, услышав о разразившемся скандале, тоже не остались в стороне: все как одна жаловались на агрессивные домогательства. Все узнали, что богатый филантроп, любимец света изменял жене направо и налево и не давал проходу своим сотрудницам. Откровением это ни для кого не стало. Но шумиха поднялась сильная. В результате его сместили с должности генерального директора банка – это было последнее, что она о нем слышала.
– Мы так не работаем, – мягко попытался объяснить ей папуля. – Так вообще нельзя работать.
– Мы, может, и нет, а вот я – работаю. – Вместо того чтобы сесть обратно за стол, она принялась собирать свои вещи. – Может, иногда суть не только в деньгах. Может, иногда люди просто должны поплатиться за содеянное.
– Никогда не оставляй их ни с чем. Нельзя, чтобы им было нечего терять. Неужто я не сумел вбить тебе в голову такие азы?
– У меня свой путь, – отрезала она. – Ты таких результатов никогда не добивался. Или я не права?
Он почтительно кивнул.
– Ученица превзошла учителя.
– Вот как ты теперь заговорил? Думаешь, я превзошла тебя? Из-за этого ты ее притащил? – Она указала наверх. – Захотел новую ученицу?
– Нет, конечно. Сейчас ей нужна наша помощь. В этом мире семью приходится собирать по кусочкам.
– Тебе просто нужен человек, который станет тебя боготворить.
Он покачал головой и снова опустил глаза. На этот раз его взгляд зацепился за оставшуюся на столе крошку.
– Я ведь заботился о тебе, Перл. Или, скажешь, нет? Или, скажешь, плохо заботился? Я любил тебя как собственную дочь.
В ней с новой силой забурлила ярость, оглушительной сиреной зазвенела в ушах. Но она не шелохнулась. Она почти никогда не теряла самообладания.
– Дети вырастают, – тихо сказала она.
Папуля посмотрел на нее так, словно она залепила ему пощечину.
Она поднялась наверх. Она могла собрать свои вещи – все, что имело для нее какую-то ценность, – минут за двадцать. Она и собрала. За стеной все еще плакала новая девчонка. Плакала низко, отчаянно, заразительно. Пробирающе.
Пошло. Все это. На хрен.
Она спустилась вниз. Папуля ждал ее у двери.
– Не надо, – попросил он. – Мы ведь можем стать одной семьей.
– Мне нужно пространство, – отчеканила она. – Мне нужно понять,