Затем махнула в сторону их дома, и второй человек – он был выше Женевы – на мгновение повернулся.
Всего на секунду – но они увидели лицо.
– Боже… – выдохнула бабушка.
– Кто это? – спросил Оливер, хотя откуда бабушке было знать. Но когда он поднял на нее глаза, он увидел, что бабушка почему-то прижала ладонь к губам. Она выглядела… напуганной. Это напугало и Оливера. В животе заворочался страх.
Затем Женева и загадочный незнакомец скрылись из виду в придорожных зарослях. По тротуару с противоположной стороны улицы прошествовал рыжий кот. Он часто бродил по округе, но чей он, Оливер не знал. Некоторое время на экране ничего не происходило – только периодически проезжали машины. Наконец на видео мелькнуло раздраженное мамино лицо. Она остановила запись, выключила айпад и забрала его – в наказание за драку с братом.
– О боже мой, – повторила бабушка, все еще глядя на экран, хотя смотреть было уже не на что.
– Мама? – Оба подскочили от неожиданности.
Оливер поднял глаза и увидел в дверях маму – в промокшей от пота одежде, которую она обычно надевала на пробежку, и с раскрасневшимися щеками.
– Что вы там такое смотрите? – поинтересовалась она. Бабушка молча покачала головой. По ее щеке скатилась слеза, и Оливер почувствовал себя просто ужасно. Он быстро глянул на маму. Да уж, довел бабушку до слез… Глаза защипало. Он, как мог, сдерживался: он уже знал, что мальчики не должны плакать.
«Будь мужиком, Оливер», – сказал бы папа, пока мама не слышит.
– Вы чего? – Мама подошла поближе. Голос ее звучал испуганно. – В чем дело?
Глава тридцать вторая
Перл
Девочка, которую папуля привел домой, показалась Перл совершенно невзрачной серой мышкой. Она напоминала странную фарфоровую куклу, готовую чуть что разбиться на мириады сверкающих осколков. Перл робко приблизилась к ней и заметила, что девочку била мелкая дрожь. Настолько мелкая, что казалось, будто ее тело вибрирует. Раньше они никого не приводили в этот дом. И Перл не понравилось, что это изменилось. Более того, ее это взбесило. Это было похоже на вторжение. На нарушение обещаний.
– Это Грейси, – представил девочку папуля, пока Перл пыталась взять себя в руки. – Она попала в затруднительное положение. Теперь заботиться о ней будем мы.
– Что? – вскинула брови Перл.
Девочка бросила на нее быстрый взгляд – и тут же отвела глаза, бледно-голубые, блеклые, как рассветное небо. Почти бесцветные. По ее щеке скатилась одинокая слеза. Она не была красивой – не такой, какой считала себя Перл. Простая девочка, одутловатая, с маленькой грудью. Бесформенная. Может быть, Перл и сама выглядела ничуть не лучше этой Грейс, прежде чем папуля сделал ее той, кем сделал.
– Неограненный алмаз, – добавил папуля, словно прочитав мысли Перл, и бросил обеспокоенный взгляд на девочку, перед которой стояла нетронутая чашка чая – все еще горячая, судя по вившемуся над ней пару.
– Заметно.
– Не будь злюкой, – шепотом одернул ее папуля. – Она только что потеряла мать.
Папулю заинтересовала какая-то другая девчонка. Вот к чему они пришли? Вот куда вела эта скользкая дорожка, которую она едва ли могла в деталях воскресить в памяти? Как обыденно. И бессмысленно. Перл стало интересно, выхаживал ли папуля других девочек до встречи с ней. И куда эти его воспитанницы запропастились, если вообще существовали.
– Давным-давно, – обратился папуля к Грейси, – Перл тоже столкнулась с трагедией – и я приютил ее. Заботился о ней, помогал встать на ноги. А теперь мы вместе будем заботиться о тебе – ты не против, малышка?
Какая чудная история – местами даже правдивая. Очень правдивая. В конце концов, правдой обычно называли ту часть истины, которая не имела разночтений.
Грейси кивнула и даже чуть приосанилась. Провела рукой по жиденьким волосам, откашлялась, будто собиралась что-то сказать. Мгновение они сверлили друг друга взглядом, потом Грейси резко сложилась пополам, и ее вырвало прямо на кухонный пол. Она разразилась кашлем, который перешел в ужасные и, казалось, неконтролируемые рыдания.
Перл в ужасе уставилась на эту картину. Живот скрутило от отвращения.
– Ничего, ничего, – заворковал папуля, подбегая к Грейси. – Все в порядке. Тебе просто нужно хорошенько отдохнуть.
Он заключил девочку в объятия. Рыдания сделались тише, превратились в хныканье. Грейси, и без того крошечная, еще больше съежилась, почти растворилась в папулиных руках. Он повел ее прочь с кухни. В дверях он оглянулся.
– Приберешься, Перл, дорогая?
В перерывах между работой он все еще называл ее Перл – и, надо отдать ему должное, он ни разу не оговорился «на задании». Когда они оба были дома, она и сама думала о себе под этим именем. Хотя в последнее время она была Элизабет. Не Лиз. Не Бет. Элизабет – такое простое, но такое величественное, изысканное имя. Элизабет училась в колледже. А еще у нее был парень – папуля о нем, конечно же, не знал. Настоящий парень – не очередная мишень. Они ходили в кино, вместе ужинали. Он был ее одногруппником. Они постоянно дурачились, но любовью не занимались. Он называл ее Элизабет. Произносил это имя шепотом, в темноте. Как же приятно оно звучало! В каком-то смысле он все же был ее жертвой – ведь она притворялась обычной девушкой, студенткой, его подружкой. Даже подрабатывала официанткой в пиццерии. И когда он смотрел на нее, Перл больше всего на свете мечтала и правда стать той, кем он ее считал, – стать Элизабет.
– Я все никак не могу до тебя дотянуться, – сказал он как-то вечером, целуя ее. Она не была уверена, говорил он о физической близости или эмоциональной, а может быть, и о той, и о другой. Он действительно ей нравился. Джейсон. Он производил впечатление умного парня, умел играть на гитаре. Он был ее дверью в нормальную жизнь – в ту, которую вели большинство людей. Она подумывала прямо сейчас собрать вещи – их у Перл было немного – и оставить папулю возиться с новым проектом. Она была свободна. Вела свои собственные игры, не бедствовала. Она сомневалась, что он попытается ее остановить.
– Конечно! – крикнула Перл. – Почему бы и нет? Уберу эту блевотину. Я же здесь горничная.
Но ему было все равно – он носился с Грейси.
Рвоты оказалось немного – небольшая лужица почти прозрачной желчи. Она бы посочувствовала девочке – если бы та не вызывала в ней такую ненависть.
Перл чувствовала клокочущую внутри ярость, злобную и безысходную. Что за дрянь ударила ему в голову? Приволочь незнакомую девчонку в дом, который они считали своей крепостью. Своим убежищем в этом недружелюбном мире.