об этом при встрече.
Скоро. Я обещаю.
Пробежав глазами последнее сообщение, она заметила, насколько оно получилось оторванным от диалога. Оно казалось подвешенным в пространстве чужого сознания – ни оттенков, ни интонаций, ни эмоций. Идеальная удочка талантливого афериста – чистый лист, который получатель исписывал чем хотел. Только вот истинную связь этот прием установить не помогал. И все же… она что-то чувствовала к Бену. Не могло же ей казаться? Она хотела открыть ему свое настоящее имя. Поделиться с ним своей историей. Но момент был неподходящий.
– Ого, – присвистнул папуля. – Я был не прав. Виртуозно сыграно! Не отпускай его, загони крючок поглубже – так глубоко, как сможешь.
Звякнул другой телефон. Она посмотрела уведомления – это была Селена:
Кто ты? Чего ты хочешь?
Какие хорошие вопросы. Удивительно верные.
– У тебя слишком много мячиков в воздухе, – проворчал папуля. – Разве я не учил тебя не подбрасывать больше одного? А ты сколько запустила? Три?
На самом деле всего два. Она занималась только Беном и Селеной. С остальными – с семьей, которой она представилась давно потерянной двоюродной сестрой, и с парнем, поверившим, будто она взломала его камеру и обзавелась домашним видео с его развлечениями за просмотром порно, – она распрощалась.
– Я завязываю, папуль. Доиграю последнюю партию – и ухожу.
– Ну да. Все так говорят.
Повисла пауза. Она чуть не разбила телефон, по которому связывалась с Беном, но в последний момент передумала. Он тоже был спасательной шлюпкой. Она легко могла стать той женщиной, которой он ее считал. Могла найти убежище в жизни Гвинет. Даже могла остаться там навсегда. Даже, кажется, хотела этого.
– Так кто же ты, котенок? – напомнил папуля. – Чего ты хочешь?
Она вгляделась в свое отражение в окне над кухонной раковиной. Темный силуэт в ореоле электрического света.
– Может быть, настало время это узнать.
Папуля усмехнулся.
– Имей в виду, тебе может не понравиться то, что похоронено под всеми этими масками.
Глава тридцать первая
Оливер
Стивен был ужасно глупым. Сейчас он, краснощекий, храпел, широко открыв рот и закинув руки за голову. Оливер буравил его завистливым взглядом – ему тоже хотелось спать. Но он не мог. Потому что за стеной наверняка не спала его мама. Весь вечер взрослые шушукались за закрытыми дверьми, а потом он услышал, как мама плачет. Она приходила почитать им на ночь и поцеловать их. Даже немного полежала с ними, пригрозив уйти, если хоть один из них заговорит. Он чувствовал, когда мама была расстроена – когда грустила, когда уставала и раздражалась, когда злилась на папу. Когда злилась на них со Стивеном. Он всегда чувствовал. Зато Стивен не замечал вообще ничего. Потому что был ужасно глупым.
Оливер тоже хотел быть глупым.
Он понимал, что что-то случилось, но никаких объяснений так и не дождался. Днем он поговорил с папой.
– Присмотри за мамой, – попросил он. Его голос звучал как-то странно, похоже на эхо.
– Пап, где ты?
– Не волнуйся. Все в порядке. Вот увидишь. Пара дней – и все будет как прежде.
Он никогда еще не слышал, чтобы папа говорил таким тоном. На фоне раздавались непонятные звуки – звонил чей-то телефон, гудели незнакомые голоса.
– Все в порядке. Просто потерпи.
Он уже слышал это от мамы. Но Оливер был достаточно взрослым, чтобы знать: когда взрослые раз за разом повторяют, что все в порядке, они врут. Все было не в порядке.
И вот они долго послушно молчали. А потом мама вышла из их спальни и вернулась в соседнюю комнату – обычно там, когда они все вместе приезжали в гости к бабушке и Пауло, спали Джаспер и Лили. И тогда он услышал, что мама плачет. Не рыдает, как иногда. Не рвет и мечет – такое тоже случалось, когда они со Стивеном вели себя как «два маленьких засранца». По крайней мере, так их называл папа. Мама просто плакала. Тихо, судорожно хватала воздух. Плакала, как плакали девочки – непрерывно, тоскливо. Плакала, потому что думала, что никто этого не услышит. Плакала – и вдруг притихла.
Он встал с кровати, прошел через общую ванную комнату (которую взрослые почему-то называли «ванной Джека и Джилл»[47]) и толкнул дверь в соседнюю спальню. Он приблизился к постели и уже собирался попросить разрешения у мамы залезть к ней под одеяло, когда понял, что кровать была пуста. Мамы не было.
Может быть, она спустилась вниз – как бабушка? Иногда она ходила по ночам на кухню, чтобы подогреть молоко. Пару раз Оливер даже спускался следом. Бабушка усаживала его рядом, и они разговаривали обо всем на свете: о школе, о комиксах, о детских проделках мамы и тети Марисоль. О домике на дереве, который был когда-то на заднем дворе дедушкиного дома, о том, куда планировали поехать бабушка и Пауло. О том, почему его родной дедушка и бабушка больше не были мужем и женой.
– Иногда люди перестают любить друг друга – и тогда им лучше жить порознь, – объясняла бабушка. – Такое случается. Поначалу это трудно, но через некоторое время привыкаешь.
Это было похоже на вранье, к которому так любят прибегать взрослые. Зандер говорил, что это отстойно – даже с двумя днями рождения и двумя сочельниками. Но, когда бабушка и дедушка развелись, мама Оливера была почти взрослой. А еще Пауло был куда приятнее его родного деда.
Он понимал, что мама и папа расстаются. И понимал, что это каким-то образом связано с Женевой и тем, что она не пришла отвезти их в школу.
Он прошел через ванную обратно в свою комнату и достал айпад.
Снизу послышались какие-то звуки. Оливер снова оставил брата храпеть в одиночестве и крадучись отправился к лестнице. Он подумал, что стоит все же показать маме видео с Женевой, которое он записал, когда она уходила. У него было сохранено так много видео: Женевы, соседской собаки, голой задницы Стивена, его собственной задницы. Мамы, возящейся на кухне. Папы, уставившегося в компьютер – он днями просиживал в кабинете за этим занятием. Он даже успел запечатлеть разошедшиеся на заднице отцовские штаны, когда папа наклонился, увлеченный починкой забора.
– А ну удали это, маленький засранец, – кипятился отец. – Избавься от этой записи немедленно!
Но Оливер так хохотал, что в конце концов папа тоже рассмеялся.
Мама обычно заслонялась от камеры рукой.
– Я ужасно выгляжу! Оливер, прекрати! Это вообще не мой ракурс.
У него скопилась просто уйма замедленных, пущенных задом наперед видео со Стивеном, спрыгивающим с