ми силами поправите положение. И в этом ценность человека, как говорили Маркс и Эн-
гельс. Нам, товарищи, не дорасти до этих великих корифеев. <…>
Теперь, если вы дадите нам слово, что будете работать в том направлении, как мы
условились, поезжайте в Кремль. Как вы, тов. Смрковский?
Смрковский. Я – за.
Брежнев. Как вы, тов. Шпачек?
Шпачек. Я – за.
Брежнев. Как вы, тов. Шимон?
Шимон. Я – за» 21.
Для Богумила Шимона первые месяцы «нормализации» (тогда еще ни-
кто не знал, что они продлятся почти двадцать лет) будут вспоминаться од-
ним событием, неожиданным и веселым. Кандидат в члены Политбюро ЦК
КПЧ, первый секретарь пражского горкома партии, избранный Высочанским
съездом в высшее руководство, не знал, как теперь к нему будут относиться
советские товарищи с их аллергией на тот съезд и всех, кто был к нему при-
частен. На московских переговорах он отмалчивался, а потом мучился со-
мнениями, какое оставил впечатление о себе. А в ноябре его вдруг пригласят
в Москву на празднование 51-й годовщины Октября. Он будет стоять на
Красной площади, на мавзолее, рядом с партийным и военным руководством
СССР.
Двадцать четыре часа Шимон проведет рядом с Брежневым. Ноябрь
выдался холодным, и Леонид Ильич будет обеспокоен, увидев друга Богуми-
ла с непокрытой головой. Помощники принесут мешок с норковыми шапка-
ми, но голова Шимона не влезет ни в одну, и он будет наблюдать военный
парад, поеживаясь под легким осенним пальто. Вдруг увидит, как Брежнев
двинется к кому-то из приближенных, снимет с головы шляпу и опустит ее
на голову Шимона. Шляпа окажется в самый раз. Никто Шимону еще не да-
рил шляп, и воспоминание об этом эпизоде станет любимым у Шимона-
рассказчика, он с радостью будет повторять историю всем, а в доказатель-
ство правдивости истории достанет из шкафа черную шляпу, опустит ее на
голову обеими руками, почти до бровей, повторяя движения Брежнева. И
свою книгу воспоминаний о Пражской весне он назовет «Шляпа от Брежне-
ва».
Мы встретимся с Богумилом Шимоном в 1990 году, и я уравняюсь со
всеми его друзьями и приятелями, наслышанными о брежневской шляпе от
самого героя истории. «Поверьте, я не отношусь к закостенелым ортодоксам,
но я абсолютно верил тогда и верю сейчас, что при большей терпеливости со
стороны московского руководства наши реформы могли быть доведены до
конца» 22. Он провел на празднествах с Брежневым сутки и готов настаивать,
что в Брежневе было что-то трогательное, человечное, никак не вяжущееся с
его решением вводить войска. Эта шляпа!
Тогда мне нечего было сказать в ответ, а пять лет спустя я наткнусь в
архиве на секретную депешу из Праги от 26 сентября 1968 года, то есть за
шесть недель до появления Шимона на Красной площади. Это будет теле-
грамма Особого отдела КГБ 20-й армии в адрес маршала А.Гречко, предна-
значенная для членов Политбюро ЦК КПСС. Командование советских воин-
ских частей, их особые отделы КГБ (военная контрразведка) присматрива-
лись к чехословацкому руководству. Видимо, посольские характеристики не
вполне устраивали Кремль; сбор материалов поручали военным контрраз-
ведчикам, имевшимся во всех подразделениях, вплоть до роты, и у каждого
были свои агенты из числа офицеров и солдат, общавшихся с местным насе-
лением.
Из сентябрьской телеграммы контрразведки 20-й армии:
«В отношении первого секретаря Пражского ГК КПЧ Шимона чешские граждане
Вацлав и Трефель в беседе с советскими военнослужащими 2 сентября 1968 года заяви-
ли, что Шимон – самый ярый правый, организатор второго центра партии подпольного 14
съезда КПЧ.
Чешские граждане Неужил и Новотна в беседе с нашими военнослужащими 15
сентября с.г. характеризовали Шимона отрицательно, заявив, что он призывает не под-
чиняться новому руководству КПЧ и правительству ЧССР, не признавать решения Мос-
ковского соглашения, совещаний в Чиерне-над-Тисой и Братиславе. Требует создания
подпольных групп, дал непосредственное распоряжение работнику горкома Лису об ор-
ганизации подпольной работы. С этой целью Лис, якобы, выезжал в Швейцарию, а вто-
рой член горкома профессор Робин уехал с таким поручением в Австрию.
По заявлению ряда лиц, посетивших центральную комендатуру в Праге (Мирзянов,
Духан, Эйхлер, Барто и др.), на партийном активе района Прага-10 17 сентября 1968 г.
Шимон заявил, что “некоторые коммунисты посещают советские комендатуры, пред-
ставляют им доносы, мы знаем этих коммунистов, и им будет плохо” 23.
По сообщению чешского гражданина В. от 21 сентября 1968 г., еще до прихода со-
юзных войск в ЧССР на заводе ЧКД Прага-9 Высочаны на собрании общезаводского акти-
ва Шимон выступал с речью, которая носила демобилизующий характер. Он говорил о
тяжелом положении, сложившемся в ЦК КПЧ, где создалось, якобы, три группировки, а
также говорил о возрождении социал-демократической партии, которая, якобы, возглав-
ляется сыном бывшего руководителя этой партии Бехине.
По сообщению старого члена КПЧ Едас от 24 сентября 1968 года, первый секретарь
горкома КПЧ Шимон и секретарь РК КПЧ Прага-8 Бухий 4 сентября с.г. на собрании пар-
тийного актива <…> вели себя провокационно. В своем выступлении Шимон, в частности,
рассказывал, что на его вопрос о наличии в ЧССР контрреволюции один из советских ге-
нералов, якобы, ответил: “Мы поздно пришли и теперь будем искать контрреволюцию”.
Когда один из выступавших заявил, что Советская Армия хуже фашистской, Шимон никак
не среагировал на это заявление. На вопрос, заданный на активе, как относиться к тем
чехам, которые поддерживают связь с советскими военнослужащими, секретарь РК КПЧ
Прага-8 Сухий сказал, что сейчас их наказывать нельзя, а когда уйдет Советская Армия, то
мы с ними разберемся.
Второй секретарь РК КПЧ Прага-8 Дворжак 21 сентября с.г. сообщил, что Шимон,
выступая на партактиве района, ничего не говорил коммунистам о необходимости уста-
новления контактов с советскими войсками...» 24
Седой и наивный Богумил! Вряд ли ему приходило в голову, что им за-
нимается, идет по его следам советская военная разведка и сведения о нем
лежат на кремлевских столах. А Брежнев, как ни в чем не бывало, будет его
обнимать, угощать обедом, и это ровным счетом ничего не будет значить
для его обреченного положения. Видимо, какие-то сомнения на его счет у
Брежнева оставались, и приглашение в Москву понадобилось, чтобы оконча-
тельно с ним определиться. Не пройдет и пяти месяцев, как Богумил Шимон
будет выведен из состава ЦК КПЧ, а затем вместе с другими реформаторами
исключен из партии, выгнан с работы. Он останется наедине с дорогим по-
дарком, предметом своей гордости – брежневской шляпой, как с бесплатным
сыром в мышеловке.
Между тем 22 августа около 11 часов утра в Пражский Град приехали
Червоненко, Павловский, с ними Дзур. Свобода спросил, почему на улицах
расклеен приказ генерала Величко о введении в Праге комендантского часа
и почему нет ответа на просьбу президента проехать по городу. Павловский
улыбнулся: «Товарищ президент, вы должны нас понять, мы опасаемся за
вашу безопасность и пока не получили согласия Москвы» 25. Стало быть, те-
перь в Москве будут решать, может ли президент республики передвигаться
по улицам.
Президент спросил, что с арестованными Дубчеком, Черником, Смрков-
ским. Посол развел руками: «Мы бы сами хотели знать…» Генерал поспешил
успокоить: «Наша армия ничего общего с этим не имеет». Дал понять, что все
в руках КГБ, единственной реальной власти в оккупированной Праге. Прези-
дент заметил, что, по имеющимся у него сведениям, их вывезли на советских
бронетранспортерах из здания ЦК КПЧ, а Черника из здания правительства.
Где они, что с ними? Посол и генерал обещали выяснить.
Об этой встрече я пишу со слов Л.Новака, начальника канцелярии пре-
зидента, участника того разговора за столом. По его наблюдениям, как он
мне рассказывал, встреча что-то перевернула в душе Свободы и сказалась на
трудных решениях, которые ему пришлось принимать. Возможно, именно
тогда у президента возникла мысль лететь в Москву. Намерение укрепилось
после разговора с прибывшими из советского посольства на броневиках Ин-
дрой, Ленартом, Кольдером, Биляком. Сотрудничая с посольством и коман-
дованием оккупационных войск, они предлагали создать рабоче-
крестьянское революционное правительство.