миром?
— Интересный вопрос. Думаю, достаточно давно, чтобы оборудовать в Подземном Городе комплекс-портал.
Олег удивился такому предположению. Принцип работы комплекс-порталов Макаров знал лишь в общих чертах: какое-то хитрое использование геометрии вселенной, той части пространства-времени, что описывается с применением комплексных чисел. Важнее был результат: люди могли мгновенно перемещать корабли и грузы между системами, соединёнными порталами. Несмотря на дороговизну и сложность строительства, они уже связывали десяток миров Федерации и, когда-нибудь, объединят все анклавы человечества во Вселенной. Но комплекс-порталы представляли собой громадные космические станции, строившиеся на окраинах заселённых планетарных систем, подальше от гравитационных полей звёзд. Казалось невероятным, что пришельцы могли построить малый аналог этого сложнейшего сооружения на планете.
Однако, немного подумав, Олег понял, что только этот вариант объяснял, почему за все эти годы земляне так и не заметили присутствия на Шат’рэ представителей ещё одной высокоразвитой цивилизации.
— Я пришел к тому же заключению, — согласился Голованов. Очевидно, Олег произнёс последние мысли вслух. — Когда мы поняли, что не одни наблюдаем за аборигенами, всё встало на свои места. Зная, что искать, мы за последние месяцы обнаружили, что именно Подземный Город стоит за интересом к биотехнологиям, который можно видеть на Шат’рэ. Учитывая, что пришельцы, похоже, вообще не используют машины в том виде, как их понимаем мы, теперь ясно, кто за это в ответе. Хотя и непонятно с какой целью.
— Меня назвали осквернённым, — задумался Макаров. — Может, какой-то религиозный культ? Эдакие космические амиши. Только не столь миролюбивые.
— Это не лишено смысла. Фанатики, обращающие целые цивилизации в свою веру через захват ключевых постов в местных государствах.
— … И массовой обработки сознания, — осенило Макарова. — Вот зачем им повышение способностей шатрэнианцев к эмпатии! Сделать более податливыми, управляемыми, восприимчивыми к чужим идеям. Эмпатия, гасящая конфликты, заставляющая непримиримых врагов заключить мир, революционеров превратить тренировочные лагеря в деревни.
— Не знаю. В последнее время они не выглядят слишком сопереживающими своим ближним. Если я хоть что-то понимаю в общественных науках, эта страна находится на грани социального взрыва. Директория скатилась в жесткий авторитаризм, выборы давно превратились в формальность, народ лишили какой бы то ни было возможности влиять на государственную политику. При этом экономика находится в стагнации, кризис год от года только углубляется. Люди молчали — но за несколько месяцев всё поменялось. Планета буквально бурлит. Переворот в Ниаре, восстание против военной хунты в Брагоне, митинги, забастовки, акции протеста — все это звенья одной цепи.
Олег задумался. Кусочки мозаики сложились в единую картину. Сладковатый воздух, беспроводная биологическая сеть, эмпатия, растущая раздражительность шатрэнианцев в последние недели. Чего бы не добивались фанатики-пришельцы, для своих задач они использовали какой-то химикат, распылённый в атмосфере. Когда нейронная сеть пришельцев рухнула, они потеряли контроль над его выработкой. Концентрация седативного вещества снижалась, и теперь подавленная агрессия, годами копившаяся в аборигенах, готова была выплеснуться наружу. И да помогут боги тому, кто окажется на пути хлынувшего потока.
Мршаа уже видел перед собой здание Директората — массивное, величественное, угнетающе возвышавшееся над прилегающими кварталами. Когда-то на этом месте стоял замок местного князя, потом темница, рыночная площадь — и вот теперь возвышался ступенчатый небоскреб, обнесенный крепким стальным забором. Перед ним был разбит парк с ровно, под линеечку, скошенной травой, стрижеными кронами деревьев, фонтанчиками и гладким мрамором пешеходных дорожек. Здание хорошо охранялось. По периметру были расставлены камеры, парк патрулировали одетые в парадную фору солдаты, контрольно-пропускной пункт у въезда на прилегающую территорию охраняли доты и массивные стальные столбики-заграждения, в случае необходимости втягивавшиеся в бетонную основу для пропуска правительственных кортежей. Впрочем, за годы службы Раэлен видел и не такое.
Все ближе подходя к небоскребу, Мршаа думал, как же сильно он изменился за последнее время. Прежде его сознание словно спало — теперь же мозг работал с полной отдачей, ставя все новые вопросы и пытаясь находить на них ответы. Хотя он давно был связан с подпольем, за время работы в Легионе его много раз одолевали сомнения, сможет ли в решающий момент направить оружие в сторону сослуживцев. Теперь, когда стало известно о пришельцах, о том, что они, очевидно, проникли в правительство Директории, сомнения развеялись. Теперь революция была больше чем бунтом против коррумпированной власти, она превратилась ещё и в борьбу с инопланетными захватчиками.
День был холодный, промозглый. Неотвратимо набиравшие силу осенние холода заставляли поплотней закутываться в верхнюю одежду. Впрочем, Раэлну это не помогало: под пальто его тело холодил ствол автомата и острие офицерского топорика Легиона, невесть как оказавшегося в запасниках революционеров. По телу пробегала хорошо знакомая судорога — как и всегда перед боем или спецоперацией. Но на сей раз не было и следа дрожи в руках — то, что Мршаа годами считал посттравматическим синдромом, исчезло без следа вместе с сомнениями. Он давно не чувствовал себя настолько полным жизни.
К правительственному зданию тянулись клерки, торопившиеся занять места в кабинетах после обеденного перерыва. Все они направлялись к главной проходной, сквозь которую их словно засасывало внутрь, за забор.
Мршаа знал, что среди толпы чиновников скрывались боевики подполья, так же, как и он, готовящиеся к штурму здания. Это были крепкие, решительные люди, многие из которых имели за плечами боевой опыт. Даже доктор Хаат’ин, как оказалось, свои навыки получал на поле брани. Некоторые в прошлом имели офицерские звания, прекрасно разбираясь в тактике ведения боя и управлении людьми. У уж точно никто из фронтовиков не испугается свиста пуль над головой.
В положенное время Раэлен поравнялся с тремя другими революционерами. Хотя каждый двигался от разных улиц, все было рассчитано так, что никому не пришлось ждать или догонять другого, привлекая ненужное внимание. Мршаа поражала щепетильность, с которой оказались подогнаны друг к другу действия всех участников переворота, дотошность, с которой выверялись и расписывались роли и действия каждого, даже самого незначительного члена подполья вплоть до мельчайших временных интервалов. Все это разрабатывалось годами — поистине титаническая работа, достойная самых восхищенных эпитетов. Стройность плана Еланаара сама по себе внушала уверенность в успехе.
Смешавшись со спешащими на работу чиновниками, четверо революционеров двинулись в сторону КПП. Хаат’ин, шедший сбоку, чуть слышно насвистывал «Марш пехоты». Раэлен уже заметил, что доктор делал так всегда, когда