умерла. Его раны быстро затянулись. А ещё он не пьянеет. Вообще.
— Это не доказывает, что он инопланетянин. Я знал одного ефрейтора, который мог осушить бочонок вина и после этого прогуляться по натянутому канату. А в руках чужепланетчиков Олег хотел оказаться не больше моего.
— Наш мир разделён на враждующие партии — почему на его родине должно быть иначе? Или он простой ренегат-одиночка. Объяснений может быть много, — Воален быстро, насколько позволял его возраст, поднялся с места, и резко сменил тон на патетически-воодушевлённый — Но это уже не важно. Скоро мы накроем весь их балаган. Раас обещал поддержку. Мы наконец скинем с шеи прогнившее правительство. Настало время творить историю, Раэлен.
Из-за всей кутерьмы подходившего к концу дня Макаров даже не сразу сообразил, с кем его столкнула судьба. Лишь отдышавшись, он вспомнил, что Голованов был одной из центральных фигур в Шатрэнианской экспедиции, человеком, который работал на планете с самого начала её исследования и, по сути дела, создал программу внедрения агентов в местное сообщество. Он мог бы управлять всей исследовательской деятельностью — но почему-то отказался, уступив место Тадеушу Штуру.
Убежище располагалось недалеко от места их встречи — и совсем не там, куда вела оставленная для Олега карта. Как пояснил Антон, маршрут заводил в расставленную им ловушку: на случай, если бы вместе с Макаровым пришли агенты пришельцев, и всё закончилось плачевно. Месть из могилы, так сказать. Пройдя несколько тоннелей, земляне оказались в старом, заброшенном бункере, основательно подлатанным его новым владельцем и снабженным всеми удобствами.
— Мне всегда хотелось иметь уголок, до которого никто не доберется, где я смогу пребывать в уединении и комфорте, — пояснил Антон. — За время, что я живу на Шат’рэ, мне посчастливилось обрести такое место. Над нашей головой бывший Национальный Банк Директории. Лет пятьдесят назад здесь оборудовали бомбоубежище, но с тех пор, как для банкиров построили новое здание, подвалы законсервировали. Чем я и воспользовался. С того момента, как объявились пришельцы, мой личный бункер пригодился в новой роли — тайного логова, откуда можно наносить удары.
В число удобств укрытия входила кухня, уютная гостиная, несколько спален и ванная комната, которой не преминул воспользоваться основательно вывалявшийся в грязи, насквозь промокший и провонявший канализацией Олег. Отмываться пришлось долго, но еще дольше он просто стоял под теплым душем, наслаждаясь возможностью наконец-то по-человечески помыться. Конечно, на конспиративной квартире революционеров была душевая кабина, но её состояние оставляло желать лучшего, напор и температура воды то и дело менялись, превращая банные процедуры в нервотрёпку. Вот и получается, что последний раз Макаров спокойно помылся перед самым нападением пришельцев, три месяца назад.
Когда, наконец, омовения были закончены, распаренный и разомлевший Олег, облачившись в любезно предоставленный хозяином халат и тапочки, прошлепал в гостиную, где, упав в кресло из непонятно как доставленного под землю мебельного гарнитура, блаженно вздохнул, прикрыв глаза.
Почувствовав какое-то движение рядом с собой, он встрепетнулся. Прямо напротив, склонив голову набок, стояла невысокая девочка, задумчиво смотревшая на него. Характерные черты анатомического строения черепа и скелета безошибочно выдавали в ней уроженку этой планеты. На вид ей было не более четырнадцати лет. Голубое платьице едва прикрывало сбитые колени голых ног, светлые волосы завивались в кудри.
— Привет, — сказал Макаров. Та слегка вздрогнула — но не ответила, а опустилась прямо на пол. Битых пять минут они так и просидели, глядя друг на друга.
— Кто это? — спросил Олег у Голованова, вошедшего в комнату с подносом, полным тарелок.
— Знакомься, это Лена, — сказал Антон, ставя поднос на журнальный столик. — Веревка, которой я привязан к этому миру.
— Странное имя для аборигенки.
— Это я её так назвал. Не волнуйся, она ничего никому не скажет, хоть и знает о Земле. Она немного… Не в себе…. Лена, не пугай нашего гостя, иди ко мне, садись рядом, — Голованов расположился на диване, предварительно поставив столик с ужином перед Макаровым. Для большей убедительности он похлопал рукой по подушке. Девочка, мгновенно отозвавшись, буквально подлетела к своему старшему товарищу, крепко обхватила его руку и, прижавшись к ней кучерявой головой, стала баюкать её, как ребёнка, напевая под нос какую-то мелодию. — А ты ешь, пей, не стесняйся.
— Что с ней? — не удержался Олег.
Его собеседник пожал свободным плечом.
— Точно не знаю. Я не психиатр, она не землянка, так что точный диагноз поставить не могу. Какая-то форма аутизма? Возможно. Слабоумие? Вряд ли, хотя не могу исключить на сто процентов. Скорее всего, последствия психологической травмы, полученной во время войны.
— Но она совсем юная.
— Я про Трёхдневную войну между Нваленским союзом и Дорханом. Краткосрочный, но кровопролитный конфликт, произошедший вскоре после нашей высадки на Шат’рэ. Я тогда исколесил в поисках вооружения, боеприпасов и прочих образцов местной технологии всю приграничную полосу. Знаешь, ведь боевая техника — это во многом квинтэссенция научного прогресса, его мерило. Все самое лучшее обычно отправляют на фронт, в надежде одолеть противника при помощи новейших разработок и конструкторских решений. Вот потому-то я и подобные мне пионеры ночами рыскали по полям брани, как стервятники, копались в траншеях, залезали в подбитые танки, отдавали на исследование анатомам и биологам тела. Звучит не очень аппетитно, но мы тогда здорово продвинулись в исследованиях. Помнится, отправляя очередного покойника в прозекторскую, подумал: «Интересно, а скольких пропавших без вести во время войн на Земле инопланетяне растаскали для изучения?».
Работа была не из приятных. Особенно шокировали сожженные деревни с разлагающимися трупами жителей, все еще лежащими, где их убили. Когда видишь солдата в каске и с автоматом, который имел возможность защититься, это одно. Но когда штабелями свалены безоружные люди разного пола и возраста, — тут все иначе. Вот в одной из разрушенных деревушек я её и нашел. Маленькая девочка, лет семи-восьми. Донельзя истощенная, сидевшая рядом с полусгнившими телами своей семьи, пившая только воду из луж и не евшая вообще ничего. Как она выжила, и что ей пришлось пережить, я даже близко не догадываюсь, но на психике это сказалось фатальным образом. Я не смог оставить ребёнка в таком состоянии. Думал сперва отдать в местный детский дом. Но