табака, идущий от корзины с мусором и его трубки.
– Ну а третий мой вопрос, – вспомнил Витольд, – третий – мог ли слышать кто-нибудь, как вы повторяете цитаты из Вергилия?
– Из Горация, – невозмутимо поправил Фантомов.
– Да-да, из Горация, – смутился своей невнимательности Штейнгауз и потянул узел галстука.
– Да отчего же нет? – против ожидания благодушно отозвался Фантомов, потирая руки и поглядывая украдкой на часы. – Аудитории были рядом, двери могли быть не заперты, а я повторял цитаты прилежно – возможно, и громко и так, что в соседних было слышно. Латынь, знаете ли, имеет такое свойство – ее хочется не тихо читать про себя, а громко декламировать, прямо атавизм какой-то – будто все мы когда-то на ней уже разговаривали на форумах Нерона или в стенах Пантеона.
– Ну вот! – Витольд всплеснул от радости руками. – Они вас разыграли! Иначе и быть не могло!
– А зачем? – Фантомов задал вопрос, который был Штейнгаузу очень неприятен, так как на него еще больше, чем на все другие, не было однозначного ответа.
– Ну затем, чтобы напугать вас, посмеяться над вашей самоуверенностью, да и просто чтобы разыграть вас, для смеха, представляя, как вы испугаетесь, прочитав слова по-латыни.
– А если бы я не прочитал?
– Ну так и розыгрыша бы не было, а все-таки попытка бы состоялась. Поймите, есть люди, которым весело просто думать о том, как они кому-то насолили, и им не требуется обязательно быть свидетелями состоявшегося глумления.
Фантомов молчал. Видно было, что он устал, ему хочется курить и что визит гостя и его рассуждения явно затянулись.
Он вздохнул, и устало проговорил:
– Пойдемте, я вас провожу, голубчик, вы не думайте, я вас не выпроваживаю, просто вам, как и мне, спать пора, а не заниматься разгадкой старинных историй…
Но Витольд и сам уже хотел скорей домой, он проголодался, но был счастлив, что разум все-таки торжествует над иррациональным, и от этого у него была во всем теле такая приятная тяжесть, как если бы он весь день гонял голубей во дворе отцовского дома или убирал снег во дворе широкой лопатой в далеком снежном городе, гостя у двоюродной сестры отца. Тут он вспомнил про Людвику, про Глафиру и тоже засобирался.
Доктор накинул на свое экзотическое одеяние темный плащ, обернул холеную шею теплым шарфом, взял трубку, и они вышли во двор.
Дождь перестал. Было сыро и холодно. В лужах плавали первые желтые листья. С неистовыми порывами ветер ерошил полы плащей, и им стало как-то одиноко и грустно, как бывает в конце лета, когда понимаешь, что тепло кончается и скоро наступят холода. Доктор выглядел очень смешно в плаще, с трубкой и в бархатной тюбетейке на голове и опять напомнил Витольду средневекового алхимика.
Оба молчали. Наконец, почти дойдя до подъезда соседа, доктор протянул ему на прощание руку и сказал:
– Спокойной ночи, Витольд Генрихович. Спасибо за сумбурный, но очень насыщенный вечер.
– Это вам спасибо, Иммануил Карлович, – поспешил сказать Витольд, – за терпение и за шараду. Уж очень занимательно было ее разгадывать.
– Да уж, – протянул доктор, – тем более что до самой главной загадки мы еще так и не дошли.
Витольд потянул было дверь своего подъезда, но слова Фантомова заставили его обернуться.
– Как вы сказали? – опешил он.
– Мы так и не разрешили главную загадку, – повторил доктор чуть громче, нахлобучивая тюбетейку, чтобы ее не сорвало ветром.
– Это какую же? – удивился Штейнгауз.
– Откуда на бумажке взялись слова «Faciam ut mei memineris»? – усмехаясь в шарф, произнес доктор.
Фантомов поправил пенсне, оно прощально блеснуло в свете стоящего рядом фонаря, и Витольду в тусклом его сиянии показалось, что это совсем не доктор Фантомов стоит вон там, чуть вдалеке от него, в плаще и нелепой тюбетейке, по-стариковски кутая горло в шарф, чтобы не простудиться, и как будто ехидно подсмеиваясь над ним, а сам доктор Фауст, искушающий его, Витольда, ловкими неразрешимыми головоломками. И как только Витольд находит способ решить одну из них, хитрый Фауст подкидывает ему тут же другую, еще сложнее и немыслимее, и почва снова уходит из-под ног, и из уверенного в своем интеллекте человека он снова превращается в напуганного и во всем сомневающегося неврастеника.
Витольд собрался было что-то ответить Фантомову, словно хотел услышать твердый звук своего голоса и убедиться в том, что он ничего не боится и эта новая шарада тоже ему по плечу, но силуэт доктора уже растаял в темноте, такой же бархатной и неестественной, как и несообразная узбекская тюбетейка и сама фраза, которой заканчивалось послание Горация, та, о которой Иммануил Карлович никогда раньше не слышал – «Faciam ut mei memineris» – и о которой Штейнгауз в пылу своего сбивчивого, эмоционального исследования, как оказалось, совсем забыл.
XVIII
– Так, а теперь вытяните руки по сторонам, во-от так, – показал Севке Сергей Ипатьевич Горницын в своем кабинете, куда Севка пришел после недели домашнего заточения – валяния в кровати и глотания жутко горьких порошков и микстур под недремлющим оком Серафимы. – Та-ак, а теперь закройте глаза, руки впе-е-еред и указательным пальцем правой ладони дотроньтесь до кончика но-о-са, та-ак, теперь до левого уха, – командовал Горницын, и Севка старался выполнить поручения доктора, сосредоточивался, путался, а сам думал, что это сложно сделать любому здоровому человеку, не то что больному, а если кто-то в состоянии выполнить это быстро и без ошибок, значит, этот человек точно – того, ненормальный.
– Ну все ясно, – сказал Горницын, когда Севка в третий раз все перепутал, достал кончик носа указательным пальцем левой руки вместо правой, им же почесал левый глаз и вдобавок ко всему чихнул, на что сидевшая за столом доктора медсестра средних лет криво усмехнулась и покачала головой.
– Реакции заторможены, но в целом – уже намного лучше, вот сейчас мы вам выпишем уколы и физио, и тогда… – Сергей Ипатьевич повернулся к медсестре, не договорил и скомандовал ей: – Лидуша, выпишите нашему пациенту Чернихину Всеволоду Аристарховичу курс магнезии на новокаине для лечения тахикардии и спазмов, ну и для общего укрепления сердечной мышцы и нервной системы в целом. Так-с! Что еще? – Доктор прохаживался перед столом, уперев руки в боки, и теперь был похож не на восточного мага, а на учителя рисования Матвейчука, когда тот разглагольствовал о свойствах женской красоты.
– Н-да, нуте-с, дать таких доз, витамины группы B, особенно В6 и В12 по десять уколов на каждый, тэ-эк-с, электрофорез – на плечевую область, воротник по Щербаку, ну а там уже посмотрим, нужны ли