общении со своей матерью, я же не могу перестать с ней общаться из-за ее поведения, а повлиять на ее взгляды я не смогу. Как же мне быть? — спросил здоровяк.
— Мы всегда жалеем своих близких, а себя, наоборот, виним в своей чрезмерной жестокости по отношению к ним, да и они сами не против выставить картину наших взаимоотношений именно таким образом. Но никому не следует забывать, что ничто не происходит просто так. Наше, не совсем доброе, расположение по отношению к кому-то из близких людей, является не следствием внутреннего несовершенства, а, в первую очередь, результатом их собственных поступков и ошибок. Другой вопрос в том, сможем ли мы найти компромисс и понять друг друга, наладив взаимоотношения и простив все прошлые обиды? Но если кто-то все еще не хочет менять свое поведение и жаждет дальше властвовать над чужой жизнью и эксплуатировать ее в собственных целях, то тогда вряд ли из этого что-то получится. Скорее всего это приведет к бесконечному водовороту прощений и обид, наполненному неутихающей болью и страданиями. Всегда, Оливер, всегда можно услышать друг друга и понять, если обе стороны возжелают этого, иного же пути к пониманию просто нет, — заключил я.
— Кажется, что я покину эти стены совершенно другим человеком, странно, что ответ пришел оттуда, откуда я его совсем не ждал. И это все благодаря тебе, — Оливер уже вернулся к своему нормальному состоянию, разве что теперь он выглядел немного задумчивым.
— Он пришел из тебя Оливер, лично я для этого ничего особо и не сделал. Ты сам нашел все слабые стороны своего противника, сам его тщательно проанализировал, и ты сам вспомнил причину, по которой он стал постоянно проявляться в тебе. Ты не мог прыгнуть выше своей головы, не мог оправдать абсурдные ожидания другого человека, а это, естественно, привело к тому, что ты начал злиться, и делать это ты начал в первую очередь на самого себя. Но теперь мы все поняли, во всем разобрались, и отныне поставим крест на этом безумстве, а ты двинешься вперед, и я верю, что твое будущее будет намного счастливее твоего прошлого.
Я вышел из кабинета, сообщить профессору и доктору Шульцу, что можно проводить Оливера Блэнкса к себе в палату, а ему на смену привести Роба Джефферсона, но ступив за порог, я, к огромному удивлению, обнаружил смотрящие на меня суровые и хмурые лица. Доктор Шульц молча вывел из кабинета Оливера, я же остался наедине с профессором, который жестом указал мне на кресло, я же, не понимая, причину подобного поведения, последовал его приказу. Спустя несколько минут в кабинет вошел и доктор Генрих Шульц, который встал сбоку от меня.
— Итак, мистер Смит, мы с полным пониманием отнеслись к вашей ситуации, пошли к вам на встречу, прониклись доверием, а вы подобным образом решили отплатить всем нам, — произнес профессор, суровым взглядом уставившись на меня.
— А в чем собственно дело, профессор? Что я такого натворил? — удивленным голосом спросил я.
— А вот что! — произнес профессор, указывая в сторону доктора Шульца, который вытащил что-то из кармана и поднес к моему лицу. Неожиданным предметом оказалась моя шариковая ручка, которую я все никак не мог отыскать сегодня утром, вот только как она оказалась у доктора Шульца? Вероятно, что я оставил ее в кабинете, когда брал интервью в прошлый раз, но тогда в чем здесь преступление?
— Надеюсь вы не будете отрицать, что эта ручка ваша? На ней достаточно символов, говорящих о ее принадлежности именно к вашей персоне, — усмехнулся доктор Шульц. Да, та самая подарочная ручка, на которой было выгравировано мое полное имя, а также год, когда она была подарена.
— Доктору Джереми Смиту, — зачитал доктор Шульц. — Вряд ли в нашей клинике работает кто-то с таким же именем и фамилией, — продолжал надсмехаться доктор.
— Не буду отрицать, что это моя ручка, вот только в чем здесь проблема? Я, вероятно, обронил ее во время прошлого посещения вашей больницы, вот и все, а что, это противозаконно или противоречит вашему внутреннему этикету? — изумился я.
— Важно не то, что вы ее оставили, в этом нет ничего возмутительного, важно то, где вы ее оставили, мистер Смит, — произнес профессор.
— И где же я ее оставил? — спросил я.
— Там, куда вам путь строго запрещен, на четвертом этаже, — ответил доктор Блэк.
— Но я никогда не был на четвертом этаже, профессор, да и когда, по-вашему, я мог туда попасть? — соврал я, вспоминая свое ночное путешествие.
— Думаю, что сегодня, когда мы оставили вас одного. Генрих отправился за мистером Блэнксом, а я отлучился по работе, оставив вас здесь без присмотра, наивно рассчитывая на вашу порядочность. Но видимо я ошибся, вы проигнорировали мои требования и отнеслись к ним легкомысленно, что не могло не огорчить меня, да и не только меня, всех нас. Так что мистер Смит, я вынужден буду принять соответствующие меры в отношении вас, — произнес профессор.
— Погодите, я никуда не отлучался, я все это время сидел здесь, да и вообще какой смысл мне бегать на несколько минут на другой этаж, рискуя столкнуться с кем-нибудь из персонала? Да и к тому же я мог обронить ручку где-то на первом этаже, а кто-то ее подобрал, а потом выронил на четвертом, кто-то из ваших сотрудников, или же охранник, нес ее на выяснение принадлежности, ну и потерял по дороге. Ведь возможен такой вариант развития событий? — я старался всячески демонстрировать свою непричастность к происходящему.
— Возможен, конечно, и такой вариант, но он крайне маловероятен, я в него совсем не верю, — произнес профессор.
— А я тем более, — поддержал доктор Шульц.
— Ну все же он вероятен, остальное уже ваши предположения. Но лично я буду настаивать на своей непричастности к попаданию моей ручки на четвертый этаж вашего учреждения, — твердо заявил я.
— Хорошо, Джереми, я лично опрошу всех своих сотрудников, включая охрану и технический персонал, чтобы прояснить эту ситуацию. Но если я не получу от них никакой информации о вашей ручке, то буду считать вас не только нарушителем наших договоренностей, но еще и лжецом, отказывающимся признаться в правде, — произнес профессор, глядя мне в глаза. Я же сохранял полную непоколебимость, стараясь всеми силами показать свою непричастность к столь абсурдной ситуации. Поэтому все это время я сидел в кресле полностью расслабившись, стараясь думать только о том, что это лишь часть небольшой игры, в которую не стоит погружаться достаточно глубоко, иначе это может обойтись мне слишком дорого. Я знал, что