такие специалисты быстро раскусят меня, если я начну нервничать и отводить взгляд, но я нарочно не делал этого, пытаясь верить в то, что я, действительно, к этому не причастен, и никогда не бывал на проклятом четвертом этаже. И у меня это легко получалось, это можно было понять по растерянности, которая проявлялась на лице профессора, ведь ему не удавалось прочитать меня, как бы он не пытался это сделать, особенно бросаясь резкими заявлениями в мой адрес.
— Хорошо, профессор, опрашивайте, — твердым голосом произнес я, понимая, что мистеру Блэку придется опросить не только всех сотрудников, работающих в этот день, но и тех, кто работал и дежурил в прошлые смены, ведь ручку я мог обронить и намного раньше. Право странно, что тогда уборщица ее не обнаружила. Но пускают ли ее на четвертый этаж, вот в чем загадка. А я, судя по всему, обронил ручку рядом с палатой, когда под утро возвращался оттуда в мокрой одежде. Видимо она выпала из мокрой куртки, которую я тащил в руке, переодетый в белый халат сотрудника психиатрической лечебницы.
— До выяснения всех обстоятельств, я запрещаю вам посещение нашего учреждения. С этого момента двери в «Обитель надежды» для вас закрыты. Если я получу информацию, опровергающую все наши предположения, то я непременно извинюсь перед вами. Но я очень сильно сомневаюсь, что кто-то из моих сотрудников даст мне объяснение насчет вашей ручки, попавшей на запретную территорию, но кто знает, посмотрим, — подытожил профессор, вставая с кресла.
— Генрих, вызовите, пожалуйста, охранника, пусть проводит мистера Смита к выходу, — произнес он, обратившись к своему подчиненному.
Глава 14
Решительный поступок
Я стоял на парковке психиатрической лечебницы, откуда был позорно выставлен по какой-то глупой и абсурдной причине. Теперь я даже не знал, что мне делать дальше, ведь мой день складывался так удачно, а в итоге привел к такому отвратительному завершению. Я довел до финала свой разговор с Элизабет Шифер и с Оливером Блэнксом, но не успел поговорить со своим последним собеседником Робом Джефферсоном, в чьей истории мне так и не удалось поставить точку. И похоже, что я уже никогда не смогу этого сделать, ведь путь в больницу для меня закрыт. А все происходящее настолько неприятно и унизительно, что у меня уже пропало всякое желание как-то разбираться со всем этим. Сейчас в моей голове крутилась лишь одна мысль, просто забыть обо всем, умчаться домой и больше не вспоминать об этой увлекательной истории. Так я и сделал, мгновенно прыгнув в свой автомобиль и умчавшись в сторону дома, других вариантов у меня все равно не было. А что я могу? Переубедить профессора? Умолять его? Унижаться? Нет, это бессмысленно, тем более что я уже выбрал позицию ошибочно обвиненного, а это значит, что я не могу просто взять и во всем признаться, этот вариант здесь точно не уместен. Но что мне тогда делать? Брать больницу штурмом, вваливаясь туда, демонстративно наплевав на запрет высшего руководства? Нет, тогда меня не просто выволокут оттуда силой, так еще и вызовут полицию, которая будет смотреть на меня как на последнего идиота. Ладно, надо поесть и немного отдохнуть, а потом собраться с мыслями и все обдумать, тем более что я все равно ушел оттуда не с пустыми руками, кое чего я все равно смог добиться.
Около трех часов дня я сидел на кухне и попивал крепкий зелёный чай, он помогал мне немного расслабиться, снимая накопившееся нервное напряжение. Но помимо расслабления, он давал мне еще и неплохую ясность ума, столь необходимую в моем непростом случае. Итак, что мы имеем на сегодняшний день, а на сегодняшний день мы имеем две решенные задачи с двумя моими собеседниками, одну нерешенную задачу с последним из них, а также не закрытый вопрос со Сказочником. Что касается книги, то у меня есть возможность закончить главы, посвященные двум пациентам «Обители надежды», кроме главы, посвященной третьему пациенту — мистеру Джефферсону. Также я пока не могу добраться до концовки своего произведения, потому что не знаю, что будет скрываться в самом финале этой истории. А все это значит, что мой корабль застрял на мели и не может плыть дальше, но развернуться назад он не имеет возможности, а стоять на месте — значит пойти против природы самого парусника, лишив его права быть самим собой. Получается, я должен любым путем выгрести со дна. Двинуться дальше к своей заветной цели, вот только непонятно, как именно это сделать, что конкретно я должен совершить, если ситуация, в которую я попал, абсолютно патовая. В ней нет никаких вариантов для ходов, это завершенная партия.
— А если есть? — пронеслось у меня в голове. Я сам всегда говорю о том, что выход есть всегда, как и выбор, который никто не в силах отнять у нас. Что если я все же слишком однобоко смотрю на ситуацию, размышляя о ней как жертва, как человек слабый и безвольный. А ведь как я отреагировал вначале, психанул, обиделся, расстроился, решил сбежать, все бросить, забиться в угол, как неудачник, поступить так, как я всегда поступал ранее, как я поступал всю свою жизнь. И вот сейчас, в этот момент я могу доказать себе, что изменился, что действительно стал другим, что я имею право сам решать свою судьбу, проявляя истинное стремление к собственной цели, подкрепленное крепкой волей и несокрушимым духом. А может это все тест, испытание, придуманное не кем иным, как мистером Сказочником, который всячески подводил меня к полному переосмыслению самого себя. Чтобы я изменил свое мышление, попав в столь сложную ситуацию. А ведь возможно, что именно он взял мою ручку, пока я спал, и оставил ее у себя, а в нужный момент просто взял и подбросил куда-нибудь на своем этаже, да так, чтобы она была кем-то неизбежно обнаружена, тем самым скомпрометировав меня. Но он, конечно, сделал это не из злого умысла, а лишь для того, чтобы создать мне испытания, которые преобразят меня. Ну что же, если это действительно так, то это весьма умный ход с его стороны, и если все дороги ведут к нему, то это значит, что есть и пути, ведущие к выходу, то есть к решению этой ситуации. Не думаю, что он создал бы для меня такую проблему, которую я не смог бы решить. Я прежний, вероятно, бы и не смог, но я сегодняшний, это уже