тебя……
Не слушая, о чем говорит сын, Номанатур с тоской прошептал:
— Эта ночь никогда не кончится. — Но потом, будто спохватившись, произнес громко и отчетливо: — Веди иноземца сюда и оставь нас одних.
Хадинг с поклоном вошел в королевский покой. Тусклый фонарь над дверью выхватывал из душной темноты очертания массивного, как надгробный постамент, ложа. В вязкой тишине слышалось хриплое, с присвистом дыхание больного. Помедлив, не дождавшись приглашения, лекарь прошел к кровати и с тревожным любопытством склонился над застывшим без движения правителем. Его лицо, обрамленное густыми, почти совсем седыми волосами, было испещрено глубокими морщинами. Хадинг заметил, как чуть заметно дергается уголок сурово сжатого рта, и, достав платок, осторожно вытер испарину со лба больного.
— Я пришел. — чуть слышно прошептал он, склонившись к самому уху Номанатура. Прошло несколько секунд, прежде чем тот открыл глаза. Его взгляд неприятно поразил Хадинга — так колюч и полон подозрения он был. Внимательно оглядев застывшего в почтительном поклоне лекаря, Номанатур, наконец, произнес:
— Значит, Хадинг. Ну, что ж ты стоишь? Садись, поговорим.
Лекарь последовал приглашению и сел, придвинув единственный стул к самому изголовью. Он был совершенно бесстрастен и не собирался первым начинать разговор. Правитель же, наоборот, с каждой минутой становился все взволнованнее. Наконец, не дождавшись от пришельца ни слова, он первый заговорил:
— А ты не торопишься. Думаешь, тебе некуда спешить? Напрасно. Скоро, очень скоро начнется то, чего мы все так боимся. А ведь вы к этому еще совсем не готовы!
— Неужели тебя это волнует, правитель? — спокойно спросил Хадинг.
— Так же, как и тебя. Иначе зачем бы тебе появляться в Вальбарде? Ведь не заботишься же ты и впрямь о моем здоровье! — Номанатур хрипло рассмеялся.
— Как знать, может, именно оно и дорого для меня в этот час, — возразил юноша, с тревогой наблюдавший за все возраставшим лихорадочным возбуждением правителя. — Но в остальном ты прав. Да, скоро наступят большие перемены и будут они бедой как для меня, так и для тебя! Не оттого ли ты занемог? — Замолкнув на минуту и не дождавшись ответа, Хадинг продолжил: — У нас нет времени. Ты и я потеряем все в грядущей войне, кто бы ни победил — Запад или Восток. Я — потому, что стою на пути больших армий, ты — потому, что стоишь на пути больших людей. Не лучше ли нам объединиться, коли будущее наше так похоже? И не лучше ли сделать это сейчас, не откладывая?
Номанатур не торопился с ответом. Лекарь заговорил снова:
— К чему таиться? Ты ведь уже все решил.
Правитель язвительно хмыкнул:
— Сколь прытки эти выскочки с Востока! Да, я могу дать тебе многое, а вот ты, что ты можешь мне предложить? Свою страну величиной с наперсток?
— Корону Хьорланда для твоих потомков. Или этого для тебя мало? — В голосе пришельца послышалось раздражение.
— Ты, стало быть, соглашаешься разделить со мной власть? — Номанатур попытался привстать с ложа, впившись лихорадочно блестевшими глазами в лицо Хадинга.
— С одним из твоих сыновей.
— И когда это произойдет?
— Как только ты отдашь мне то, за чем я приехал.
Номанатур недовольно поморщился:
— Как стремительна твоя атака! Дай мне время подумать.…
— Нет. Это время ушло. И помни, что всегда найдутся охотники ответить “да” на мое предложение.
Ни слова не говоря, правитель откинулся на подушки и закрыл глаза. Тишина снова воцарилась в комнате. Номанатур давно знал, что ответит на заданный Хадингом вопрос. Решил все задолго до того, как лекарь появился в Вальбарде. Он не боялся и не колебался. Да и чего было бояться ему, стареющему лорду, последнему правителю Арандамара! Власть и гордость — все, чем он владел, чем дорожил больше жизни своей и своих сыновей. Теперь над властью его нависла угроза, но он, Номанатур, пойдет на все, чтобы сохранить ее, даже на союз с Востоком. Помедлив еще секунду, правитель открыл глаза и отчетливо произнес:
— Ты прав. Я согласен.
Бесстрастное доселе лицо Хадинга осветила усталая улыбка.
— Рад, что ты решился. Признаюсь, я опасался, что ты окажешься таким же упрямым, как твой сын.
Правитель усмехнулся и проворчал:
— Хаггар еще молод. В его годы я тоже не отличался особой покладистостью. Однако, — он снова стал серьезен, — ведь ты предпочел бы не встречаться с ним?
— Да. Я полагаю, что так будет лучше, — кивнул Хадинг.
— Разумно. Я отправил сына в Южный гарнизон. Пошлю туда гонца. Пусть Хаггар наведается на побережье. Мои люди давненько там не были. Думаю, он будет рад поручению. Мальчишка и так засиделся в городе. Но и ты должен быть осторожен. Если не хочешь, чтоб о тебе говорили, постарайся не попадаться на глаза дворцовой челяди. Хотя, думаю, сейчас уже поздно. Корн и его компания давно перемывают тебе кости.
— Это не страшно. Ведь для всех я твой врачеватель, и довольно удачливый. Уверен, что к завтрашнему вечеру подданные вновь увидят своего правителя если не совсем здоровым, то деятельным. Мое присутствие здесь вполне оправдано.
— Согласен. На правах врача ты сможешь приходить ко мне, как только это понадобится. Я отведу тебе покои рядом со своими…
Но Хадинг покачал головой:
— Нет. Я хочу, чтобы мои комнаты находились как можно ближе к библиотеке. Там я буду проводить все свое время. Предупреди хранителей.
Нахальство гостя изумило Номанатура. Он хотел съязвить по этому поводу, но не успел. Дверь открылась, и на пороге комнаты появился Хэльмир. Ожидание совершенно его измучило. Полный мрачных предчувствий, он ожидал застать отца совершенно изнемогшим от столь долгого общения с иноземцем, но то, что он увидел, несказанно его обрадовало. Номанатур наконец-то преодолел апатию. Его лицо уже не казалось набеленной маской. Потухший взгляд оживился. Юноша, радостно улыбнувшись, прошел к ложу:
— Отец, наконец-то! Небеса услышали нас!
Но Номанатур прервал его взволнованную речь властным взмахом руки:
— Хэльмир……
Однако и он не успел закончить свою тираду. На помощь юноше пришел лекарь. Поднявшись, он встал рядом с Хэльмиром.
— Боги не оставляют тебя, правитель. Я не имел чести видеть твоего наследника, но младший твой сын — образец сыновней любви. — Он говорил спокойным, певучим голосом, но его обращенный на Номанатура взгляд был холоден и предостерегающ.
— Благородный юноша, прости мне мою смелость, но сейчас ты должен удалиться. Правителю, как ты заметил, лучше, но он все еще нездоров, и всякое присутствие его только раздражает. Завтра, я уверен, он примет тебя, как и подобает мудрому отцу. А сейчас отправляйся к себе и ложись отдыхать.
Говоря так, Хадинг выпроводил молодого человека из комнаты и закрыл за