Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

Клитор, который он продолжал атаковать со всех сторон, то осторожно-бережно, то агрессивно-напористо, своим горячим трепетным языком, всё набухал, твердея и наливаясь соком любви. Ещё некоторое время потеребив его одними губами, Аполлон поместил его между зубами и стал легонько, осторожно покусывать. И тут Клава вдруг забилась в предоргастических конвульсиях, на мгновение замерла, и тут же с такой силой вдавилась пиздой Аполлону в лицо, одновременно ритмично сжимая его ягодицами, что он едва выдержал этот напор. На его счастье давление было непродолжительным, и, расслабившись, Клава так и осталась стоять на четвереньках, опустившись грудью на траву.

Аполлон ещё некоторое время осторожно, нежно полизал ей пизду, стараясь не задевать ставший сверхчувствительным клитор, и переместил ещё не растраченный запас нежности на точёные, словно из слоновой кости, ягодицы.

Клава продолжала оставаться всё в той же позе, уткнувшись лицом в мягкую траву.

Аполлон снова переместил своё лицо в центр половинок, и прошёлся кончиком языка от сфинктера вниз, немного не дойдя до клитора. Едва коснулся самым кончиком его подувянувшего тИльца, затем головки. От этих прикосновений Клава слегка вздрогнула, но не отстранилась, а лишь ожидающе замерла. Можно было начинать завершающий этап этого праздника любви.

Он оторвался от Клавы, и ещё раз залюбовался её попой. Попочка была такая белая, такая большая, такая круглая, что он просто не мог не произнести:

– Солнышко моё…

Аполлон расстегнул и спустил свои штаны. Трусы под ними были в мокрых пятнах от выделившейся из члена смазки. Не снимая трусов, он поднял их боковину и выпростал из-под неё набухший, но слегка расслабленный от пережитых волнений, член. Взяв Клаву за попу и потянув на себя, уменьшил её высоту. Подняв одну свою ногу с колена на ступню, приблизил член к влажным зарослям, опушающим горящий страстным ожиданием бутон, и стал медленно погружать в него головку, раздвигая пальцами в стороны лепестки. Введя залупу во влагалище, взял член в руку и стал делать им быстрые вибрирующие движения, всё увеличивая амплитуду и убыстряя темп. Ванька-встанька уже набрал силу и с благодарностью вошёл в плотно облегающее его тело розовое отверстие.

Аполлон начал делать медленные прочувствованные толчки. Руки его обхватывали крутые бёдра Клавы, помогая сильнее и глубже всаживать член во влагалище. Клава начала делать встречные толчки, сама устанавливая наиболее возбуждающий её темп. Они не спешили, стараясь как можно дольше продлить это самое прекрасное из всех явлений природы.

Временами Аполлон дополнительным внутренним усилием заставлял член пульсировать, задержав на время фрикции, и тогда он с благодарностью ощущал ответные сжатия влагалища. Клава оказалась великолепной любовницей.

Сколько времени прошло в таком сладком слиянии, никто из них не мог бы сказать. Как известно, счастливые часов не наблюдают. Но всему приходит конец. Они распалились до предела.

Аполлон уже знал, что, для того чтобы быстрее довести Клаву до оргазма, нужно заняться её клитором. Но в таком положении это воздействие было затруднительным. Тогда он решил осторожно проверить чувствительность ещё одного её места.

Клава так оттопырила попу, что половинки её были широко раздвинуты, и было хорошо видно, как в ритме его толчков сжимается и расслабляется, слегка выворачиваясь, колечко заднего прохода. Аполлон послюнявил указательный палец, и самым его кончиком стал легонько массировать эту коричневую трепетную завязь. Постепенно палец его утопал всё глубже и глубже. Когда в заднепроходном отверстии Клавы скрылась концевая фаланга, он остановил продвижение и увеличил круговую амплитуду, усиливая давление вниз, в сторону влагалища. Клавины стоны стали громче и отрывистей, с кратковременными сладкими замираниями.

Аполлону даже показалось, что её встречные толчки стали акцентироваться вверх. Его предположения вскоре подтвердились.

– Глу-у-убже… – услышал он среди стонов томный голос Клавы, – па-алец глу-у-убже… – снова выдохнула Клава.

Аполлон понял, что находится на верном пути в своём увлекательном сладком исследовании самых глубин Клавиной натуры. Он вынул палец из её попы, отчего она, похоже, разочарованно замерла, сунул его себе в рот, обильно смачивая слюной, затем вновь медленно ввёл его в её задний проход, на этот раз до самого упора. Клава счастливо застонала, насаживаясь сразу двумя своими дырочками на Аполлона:

– О-о-о… Да-а-а… Та-ак… О-о-ой, ма-а-амочка…

Он ощутил под своим пальцем двигающийся взад-вперёд свой же собственный хуй, и включил свой перст в работу в том же ритме.

Клава застонала ещё громче, и в каждом стоне уже слышалось всхлипывающее протяжное "о-о-ой". Вскоре она, уже не сдерживаясь, счастливо плакала, рыдала, не переставая повторять:

– Ой, как хорошо… Как хо-оро-шо… Миленький мой… Апол-лон… Хо-оро-шо… Ещё… Ещё… Силь-не-ей… Так… Да-а-а… О-о-ой…

При этом она сама всё ускоряла и ускоряла темп своих встречных толчков попой. Это было что-то невообразимое.

Наконец, она замерла, вдавившись ягодицами в пах Аполлона, и он почувствовал, как его член и палец сжало как тисками, отпустило, снова сжало, затем пробежало несколько конвульсивных сжатий послабее, и Клава, громко рыдая, зарылась лицом в траву.

Аполлон, кончивший одновременно с ней, в изнеможении склонился ей на спину. Вытянув руки вперёд, она заскользила, опускаясь всем телом на траву, продолжая всхлипывать, как маленькая девочка. Аполлон опустился рядом с ней, бережно целуя её волосы и лицо, пока она совсем не успокоилась.

– Знаешь, мне никогда в жизни не было так хорошо, – после долгого молчания, вызванного неземным блаженством, сказала, наконец, она, и с такой нежностью, с такой любовью посмотрела на Аполлона, что он даже слегка смутился.

– Мне тоже, – сказал он, одаривая её не менее нежным и любящим взглядом.

– Правда?- с надеждой в голосе спросила она.

– Правда, – ответил он, и это не было ложью – с каждой женщиной ему было так хорошо, как ни с какой другой.

Он осторожно поцеловал её в кончик носа. Она дурашливо поморщилась и сказала:

– Что я тебе, ребёнок?

– Да, ты так плакала, – сказал он, улыбаясь.

– Это плохо? – с затаённым страхом спросила она.

– Нет. Это хорошо… Это прекрасно… – поспешил он её успокоить.

– Со мной ещё никогда такого не было…

Она помолчала, как бы заново переживая только что случившееся.

– Ну и дура же я была, – сказала она вдруг с весёлой ноткой в голосе, – тебя только покалечила.

Она взяла его забинтованный палец, и осторожно коснулась губами грязной марли.

Они лежали ещё некоторое время молча. Потом Клава мечтательно, но тоном, не терпящим возражения, сказала:

– Жить будем у меня.

Аполлон вспомнил разносолы, которыми она его потчевала, чистоту и уют в её доме, даже её бесстыжую корову, и не стал возражать – подумаешь, лишних полчаса придётся прогуливаться по свежему воздуху до завода и обратно… Надо будет купить машину… Зато выгоды налицо – никаких забот о стирке, кормёжке, и всегда под боком такая супервумен. Если она не врёт, что с ней такое было в первый раз – а она не врёт, ведь ещё какую-то неделю назад ей диким казалось подпустить к себе мужчину сзади, – то она очень способная и старательная ученица, с ней можно будет такие штучки вытворять…

– Как ты думаешь, – прервала его раздумья Клава, – удобно мне будет идти в сельсовет в белом платье?

Аполлон, не понявший, о чём идёт речь, весело ответствовал классической цитатой:

– Во всех ты, душечка, нарядах хороша!

– Ты всё шутишь, – притворно обиделась она. – Ну скажи серьёзно… Всё-таки не девочка, и не первый раз замуж выхожу.

Аполлон сначала хотел по инерции ответить опять каким-нибудь афоризмом, но до него вдруг дошёл смысл сказанного ею. Улыбка медленно сошла с его лица.

– Ты замуж выходишь? – наклонился он над ней. – За кого, Клава?

– Как за кого? За тебя, – просто ответила Клава, с любовью посмотрела на него и в свою очередь чмокнула его в нос.

– За меня? – воскликнул Аполлон и привстал на четвереньки.

Такого поворота событий он не ожидал. Зачем же жениться, когда можно жить просто так? Не-ет. В его планы такое в отношениях с Клавой не входило. У него загудело в голове.

– За тебя, за тебя, – подтвердила Клава. – А за кого же ещё? За Жува, что ли?

– А ты знаешь, это мысль, – обрадовался он такой подсказке, – выходи за Жува.

– За Жува?! – возмутилась она. – Что ты такое говоришь, Аполлон?! Я же тебя люблю.

Аполлон хотел сказать, что любовь – это понятие растяжимое, как пизда, но сдержался. Нужно было попробовать убедить Клаву выйти за Тарахтелкина, иначе не отстанет ведь.

– Послушай, Клава, вот ты сказала, какая ты раньше дура была…

– Конечно, дура. Я это только сейчас, с тобой, поняла.