Читать интересную книгу МИССИОНЕР - Евгений Кабанов

Снова, как и в прошлый раз, посреди раздвигающихся розовых ягодиц взору повелителя представала изумительная по своей стыдливой красоте картина – маленькая скромная шоколадная фиалка заднего прохода и рядом с ней, чуть пониже, великолепный сочный бутон нежно-розовой, с тёмной окантовкой, розы, в мягком опушении светлых волосков.

Головка Аполлонова пестика время от времени уже прикасалась к то слипающимся, то разлипающимся лепесткам, дрожа от нетерпения войти между них в заветное углубление. Но повелитель растягивал удовольствие.

А что же Клава? Клава, поначалу с обречённостью ждавшая внедрения в неё Аполлона "по-собачьи", по мере того как он разминал её крепкую спину, расслабилась. И мало-помалу расслабилась до такой степени, что, закрыв глаза, даже забылась в сладкой истоме. Аполлон же, дабы разнообразить своё возбуждающее воздействие на её крепкий организм, время от времени наклонялся к её затылку и нежно целовал её в ушко, стараясь не зацепить прищепкой. Но всякий раз прищепка цепляла-таки Клаву то за щеку, то за волосы, сводя на нет благие намерения Аполлона. Больше того, наоборот, вызывая неприятные ассоциации. У Клавы-то нос не был задраен наглухо, как у её повелителя, и вонь, исходившая от его лица, совсем не была ей в кайф. Она прекрасно знала этот запах. Запах, связанный с молоденькими здоровыми бычками и с уже почти здоровенными быками. Не раз приходилось Клаве наблюдать, как эти быки, лишённые женского, то бишь, коровьего, общества, запрыгивали передними ногами друг другу на спину, занимаясь гомосексуализмом. Такие картины для её доброй натуры были страшным зрелищем. Её просто охватывал панический страх при виде того, как одна огромная туша со свисающей чуть ли не до самой земли толстой красной "колбасой" в районе задних ног вздымается над другой на дыбы. Она, будучи девушкой целомудренной, всегда отворачивалась, но, раз виденная, эта картина неизменно воспроизводилась в её крепкой памяти и беспредельном воображении, вызывая ужас и желание бежать, куда глаза глядят. А на днях, вдобавок, произошёл вообще кошмарный случай. Один бык так поимел другого своего собрата в задний проход, что что-то там ему аж порвал. И несчастный педик во избежание надвигавшегося на него летального исхода был срочно, несколько преждевременно, пущен на мясо.

И теперь вот её согласие отдаться любимому мужчине "по-собачьи" оборачивалось для неё сплошной мукой. Сначала всё было хорошо. Но когда Аполлон начал прикладываться к ней своим вонючим лицом, вдобавок ещё чем-то при этом царапая, у неё начались кошмарные видения. Запах быков и это царапание трансформировались в её богатом воображении в самого быка – большого, чёрного, со свирепой мордой и огромными толстыми и острыми рогами. Бык этот при каждом новом Аполлоновом наплыве нежности в виде сладкого поцелуя в ушко или шею всё круче и круче вставал на дыбы над ней, Клавой.

И в тот момент, когда вконец распалённый повелитель женщин положил свои вонючие руки ей на плечи и начал втыкать в Клавин цветок свой пестик, персональный Клавин бычара обхватил, наконец, своими передними вонючими копытами её плечи и стал втыкать в неё свой полуметровый красный член.

Клава, не помня себя от охватившего её ужаса, пытаясь вырваться из этих страшных объятий, так наподдала своей великолепной попой, что повелитель женщин стрелой перелетел через её голову и спинку кровати и, сделав сальто-мортале в воздухе, звонко шмякнулся на спину посреди комнаты.

О силе толчка можно получить достоверное представление, если сравнить его с прошлым толчком той же части Клавиного тела, произошедшим у неё дома, учтя при этом, какова может быть разница между силой испугов перед опасностью быть изнасилованной каким-нибудь Моськой или же подобием Минотавра.

Аполлон успел только глухо охнуть при приземлении, и ойкнуть при ощущении того, что в его голую задницу вонзилась здоровенная заноза.

Опять же, не стоит, наверное, описывать, как Клава опомнилась, как приводила в чувство своего "бычка", как они выясняли отношения. На этот раз обошлось без серьёзных травм, не считая занозы, которую Клава извлекла своими крепкими зубами, не считаясь с запахом.

Испуганная Клава откровенно поведала Аполлону о своих кошмарных видениях, и тот осознал, каким же он был эгоистом, защепив прищепкой нос только себе, и совсем упустив из виду, что у Клавы тоже есть обоняние. С которым в данных условиях так и получилось, что опять не получилось никакого секса…

Они попросили друг у друга прощения, и выпили чаю, и, уже уходя, Клава виновато спросила:

– А ты в это воскресенье на День молодёжи пойдёшь?

В голосе её слышалась скрытая надежда.

– Куда это? Что за день молодёжи?

– А в лесу День молодёжи каждый год справляют. Там и музыка будет, и буфет. У памятника партизанам. Прямо с утра.

– Обязательно пойду, – заверил Клаву Аполлон. – А ты там будешь?

– Конечно! Я каждый год там справляю.

– Ну вот и прекрасно, там и встретимся. Я к тому времени, надеюсь, уже выветрюсь.

Он поколебался и добавил:

– А ты там, того… Поменьше с поросятами своими нянчись.

– А ты что, никак ревнуешь? – кокетливо спросила Клава, уже совсем придя в себя и мило так улыбаясь.

– Ревную, – подтвердил Аполлон.

– Ладно, я с ними целоваться не буду.

Аполлон вдруг испугался, что она ещё и в самом деле начнёт целоваться со своими поросятами, чтоб подпитать их витаминами, а потому сказал:

– Клава, я пошутил насчёт витаминов… Вернее, наполовину пошутил – на свиней они не распространяются.

– Ну и глупый же ты, – улыбнувшись, сказала Клава с той заботливой ноткой, которую он уже слышал, пытаясь провернуть уловку с боязнью темноты.

Провожать себя она ему не разрешила. Велела отлёживаться и приходить в себя, чтобы к воскресенью быть в форме.

Глава XXIII

Какая же, всё-таки, заря у коммунизма

Слава, как известно, идёт впереди героя. А в маленьком населённом пункте, каким и являлся посёлок спиртзавода, она не просто идёт, а бежит вприпрыжку и кричит на всю пробу. Если в случае с аварией котла Аполлон был героем в основном на газетных страницах, поскольку население посёлка прекрасно знало, что никакой аварии он не предотвратил, а был всего лишь жертвой, ко всему прочему – устойчивой к блядским козням Катьки Теньковой, то спасение Ивана Тарахтелкина было, действительно, подвигом. Особенно, если учесть дерьмовые обстоятельства этого дела. На следующий день весь посёлок и его ближайшие окрестности на всякие лады обсуждали лишь одну новость: как Американец спасал комиссара Жува. За одну ночь Аполлон стал самой знаменитой местной знаменитостью.

Возвратившись на следующий день из Сенска, и подъехав к заводским воротам, Аполлон увидел возле проходной рядом с Атавизьмой и Бочонком тех самых женщин, которые вчера истошно призывали его спасать комиссара Жува. Все четверо что-то оживлённо обсуждали.

Увидев подъехавшего Аполлона, Атавизьма бросился открывать ворота, в то время как оставшиеся у проходной женщины и Бочонок дружно засмеялись.

– …За шкирку его вытащил, как цуцика, на колено поклал мордой в землю… А с Жува-то жижа так и льётся, прямо из рота… – рассказывала одна из женщин, захлёбываясь от переполнявших её эмоций.

– А потом он ему зарядку стал делать: руки вверх-вниз… прямо как по радио утром… – дополнила вторая, толкая под бок подругу.

– Вот вы тут скалитесь, бабы, а я вам скажу, что не каждый-то, как Американец, полез бы в гавно бычачье Жува спасать, – рассудительно заметил Бочонок.

– Да я ж это и говорю… Да прямо с головой нырнул… Да я б ни в жисть не полезла, нехай бы он сто раз там захлебнулся!

Из проходной вышел Атавизьма, подошёл к разговаривающим.

– Да-а-а, тута неча добавить. Что герой, то герой, атавизьма на теле социализьма! Жува из ентих… как их… экс… экс-крематориев… крупного рогатого скота вытягивать, енто вам не Катерину Вторую драть!

К проходной подошла почтальонша с сумкой на плече, протянула Атавизьме газеты и несколько писем:

– Возьми, Пантелеич, заводскую почту, а то контора уже закрыта.

Атавизьма взял газеты, развернул верхнюю. Удивлённо уставился на её название.

– Ты гля, у нашей брехушки заголовок поменяли, – он озадаченно почесал затылок. – Таперича она называется "Внутрешняя заря коммунизьма".

– А ну, а ну, – перехватил у Атавизьмы газету Бочонок. – Во, и правда, – Бочонок хитро заулыбался и прочитал вслух: – "Внутренняя заря коммунизма".

Женщины и почтальонша тоже с любопытством заглянули в газету.

– Во, а я, сколько их разнесла, так и не заметила, – удивилась почтальонша. – А что это они вдруг надумали?

– Э-э-э, раз там решили, значит так надо, – рассудил Бочонок. – Им виднее. Значит, есть у коммунизма внутренняя заря, и на данном этапе как раз она и сияет…

– Что ты такое болтаешь, Бочонок? – воспротивилась одна из женщин. – Не может заря внутренней быть. Внутренняя бывает… – она задумалась.