Какое надо иметь воображение, чтобы представить, как в разделенном
мире, висящем на волоске от войны, у одной из двух сверхдержав, облада-
тельницы ядерного оружия, двое суток не было в Европе задачи важнее, чем
в оккупированной ею социалистической стране поставить на уши свою ар-
мию, посольство, органы безопасности с единственной целью: найти и разо-
гнать подпольный съезд коммунистов, своих единомышленников.
Над Прагой плыла тень Франца Кафки.
Пару дней назад Шилган был по делам в моравском городке Пршерове.
Утром вышел из гостиницы в киоск за газетой. Толпились люди; старая
женщина причитала, схватившись за голову: «Будет война! Русы пришли!»
Шилган не понимал, каким странным образом в голове женщины сплелись
два слова: русы и война. Понял, когда развернул свежую «Праце».
«…Президиум ЦК КПЧ считает этот акт не только противоречащим основ-
ным принципам отношений между социалистическими государствами, но и
попирающим основные нормы международного права…» 36
Под конец лета Шилгану иногда приходило в голову, что теоретически
это может случиться, но мысль была невероятная, он ее гнал, как наважде-
ние. Намеки на недовольство Брежнева чехословацкой политикой стали по-
являться в феврале; Кремлю казалось, что чехи не договаривают, что-то де-
лают за спиной. Под конец весны Шилган был в Москве в правительственной
делегации по вопросам СЭВа, встречался с советскими товарищами, среди
них была дочь Серго Орджоникидзе, человека из окружения Сталина. Она
врач, стажировалась в Праге; от нее и друзей в ее доме он услышал, что из ЦК
КПСС систематически рассылают «закрытые» письма о Чехословакии, по то-
ну все более жесткие. Его это удивило, об этом вряд ли догадывалось руко-
водство чехословацкой партии. Они знали, Кремлю не нравится кое-кто в
пражском руководстве (Смрковский, Кригель, Пеликан и т.д.), они объясняли
это себе предвзятой информацией, не думая, что кому-то придет мысль кад-
ровые вопросы, внутреннее дело любой партии, только ее одной, решать во-
енной силой. Нет, говорил Шилган себе, надо совсем потерять разум, чтобы
на это пойти.
Идея сдвинуть открытие съезда с 26 сентября на 22 августа, собраться
немедленно, пришла в голову многим и спонтанно; делегаты связывались
друг с другом. Вечером двадцать первого, когда Шилган поездом вернулся в
Прагу и добрался до дома, жена Люба на пороге сообщила о звонках делега-
тов из Праги и Средней Чехии: «Тебя ждут, ты должен идти!» Записала адрес:
Высшая экономическая школа на Жижкове. Он обнял детей, у них трое, обе-
щал скоро вернуться. Не знал, что уходит на неделю.
На улицах стояли танки, люди тащили первых убитых.
«Когда добрался до Жижкова, было шесть вечера. В школе семьдесят–
восемьдесят человек. Все знакомы, обращались друг к другу по имени; нико-
го из руководства не было. Член горкома партии, я оказался как бы главным.
Все уже знали, что Дубчека увезли неизвестно куда. Надо было действовать;
решили предложить делегатам собраться в Праге и обсудить положение. О
проведении съезда тогда не думали, искали только, где разместить почти
тысячу человек. Дворец съездов не подходил из-за ситуации. На площадях
армейские части. Безопасней казалось на заводской территории под охраной
рабочих. К ночи окончательно остановились на Высочанах, на заводе ЧКД.
Связываться с генеральным директором Антонином Капеком не стали, он
мог помешать. Предпочли заводских партийцев; все бросились к телефонам,
нашли иносказательные формы, и скоро делегаты по всей стране (около
1500 человек) знали: сбор утром на Высочанах» 37.
Дата ввода войск (в ночь с 20 на 21 августа) не была случайна. Через
пять дней (26-го) должен был состояться съезд словацких коммунистов; ес-
ли его не опередить, позволить избрать новый состав словацкого партийно-
го руководства, а большинство в нем оставалось бы за сторонниками ре-
форм, создание послушного Москве «рабоче-крестьянского правительства»
было бы еще затруднительней. А если допустить ХIV съезд и избрание ново-
го ЦК, тоже бесспорно дубчековского, упреки Праге в разгуле контрреволю-
ции утратят смысл. Тогда вряд ли нашелся бы сумасшедший, готовый при-
гласить в страну чужую армию.
В Москве намечали варианты, как пойдут события после ввода войск,
но не учли способность малой нации к мгновенной сплоченности. Когда
больше нечего ждать, люди шутят над собою и над врагом. Этот характер
тысячу лет обеспечивал этносу выживание, моральную победу.
С утра 22 августа трамваи в сторону Высочан шли переполненные. Не-
которые делегаты добирались на грузовых машинах; из дома уходили, как на
фронт: «Давай рубашку, я поехал!» У проходной завода следовало предста-
виться (списки делегатов были у секретарей низовых организаций, стояв-
ших рядом с охранниками), каждому показывали, как пройти к рабочей сто-
ловой. Прибывали делегаты Пльзня, Карловых Вар, Южной Моравии, Север-
ной Моравии… Некоторые успели добраться из Словакии, но поезд из Брати-
славы идет в Прагу десять-пятнадцать часов, причем нерегулярно; словац-
кие делегаты продолжали прибывать вечером и на следующий день.
На всех дорогах к Праге войска проверяли документы, выявляя делега-
тов; перешедшие на сторону консервативных сил сотрудники чехословацкой
безопасности и офицеры КГБ группами по три-четыре человека сновали по
городу в поисках района, где мог открыться съезд. Впервые так явно обна-
ружился страх кремлевских идеологов перед чехословацкими партийцами,
тогда одним из самых сильных коммунистических отрядов в Европе.
Зал столовой был Шилгану знаком; там проходила высочанская парт-
конференция, он был на ней как гость весной, в апреле. «Мы тогда оказались
рядом с Дубчеком. “Знаешь, – я говорил ему, – кажется, у нас не все в порядке,
противники реформ слишком суетятся, и мне это не нравится”. – “Что же ты
хочешь? – отвечал Дубчек. – До съезда надо выдержать, потом они уйдут. А
если попытаются устроить в партии путч, мы их уберем, не дожидаясь съез-
да”. Он имел в виду Биляка, Индру, Ленарта. Мы стояли рядом и говорили,
глядя в глаза друг другу».
К десяти утра в столовой собралось больше 800 делегатов. По обыкно-
вению, из представителей областей выбрали президиум. Делегаты расска-
зывали, как в городе за ними охотятся, ищут место сбора; на территорию за-
вода в любую минуту могут войти войска. «Нас большинство, у всех на руках
мандаты, этого достаточно, чтобы провозгласить наше собрание съездом
партии». «Прежний ЦК по уставу уже не действует, сегодня нет другого по-
литического центра, готового взять на себя ответственность», – слышались
голоса. Шилган поддержал: «Мы имеем право объявить себя съездом и из-
брать новый состав Центрального Комитета». К одиннадцати часам был из-
бран президиум и рабочие комиссии, вести съезд поручили Венеку Шилгану.
Зал принял обращение к народу, потом к коммунистическим, социал-
демократическим, рабочим партиям мира.
В зале сидели известные в стране люди, в их числе Зденек Гейзлар, Ми-
рослав Галушка, Эдуард Гольдштюккер, Иржи Пеликан, Ян Прохазка, Фран-
тишек Водслонь, Божена Махачова, Иржи Ганзелка, Мирослав Зикмунд… Да-
вали выступить каждому, кто хотел, но не более двух минут; никакой исте-
рии, только по делу. Выходившим за регламент с мест кричали: «Долго гово-
ришь!» Обсуждали предложения, возвращали тексты на доработку комисси-
ям, возникавшим тут же. Угроза появления чужих войск требовала самодис-
циплины; все были, как скалолазы, связанные одной страховочной веревкой,
и надо карабкаться выше, поддерживая друг друга.
Опыта справляться с таким перенапряжением чувств, с таким объемом
страстей, быстро меняющихся, перетекающих одна в другую, ни у кого не
было. Появлялись делегаты, добиравшиеся издалека; на улицах, говорят,
полно танков, бронетранспортеров, на площадях горят костры. Не поспева-
ют только словаки, многих задержали на границе Словакии и Моравии; они
ищут обходы, но военные повсюду. В городе ожидались массовые обыски и
преследование сторонников реформ. Шли разговоры о планах советского по-
сольства создать «рабоче-крестьянское правительство» и «революционный
трибунал». Участники съезда – сотрудники чехословацкой безопасности –
советовали звонить домашним: уничтожать записи, нежелательные для чу-
жих глаз. Ганзелка дозвонился до дома, попросил жену и бабушку (ее маму)