да и Яркому с ними, судя по всему, было очень хорошо и спокойно. Во-вторых, это бы значительно облегчило нам путь до Виолента, сделало бы его реально возможным.
– Ромул, я с большой радостью приму ваше приглашение, и все же должен напомнить, что этот человек, Теодор Стрикс, не успокоится, пока не отыщет меня и Яркого. И он всегда будет где-то рядом, дышать нам в спину. Сейчас он потерял наш след, но без труда возьмет его снова. И пока мы с вами, опасность грозит всем.
– Я понимаю, – кивнул Ромул. – Не думай, что я этого не учел. Но и ты не забывай, как этот Стрикс ушел сегодня ни с чем. А ведь стоял от вас с Ярким всего в одном хвосте. Мы умеем скрываться и прятаться.
– Да, вы очень искусны, – согласился я.
– Тогда решено. Клиффорд Марбэт и удивительный Яркий, будьте же нашими гостями до тех пор, пока пути наши не разойдутся. Табор Лавинѐс с радостью и большим почтением принимает вас к себе.
Все вокруг захлопали, а Адель вскочила и топнула ножкой.
– Хватит болтовни! – потребовала она озорно. – Джанко, я хочу танцевать.
– Миледи, ваше желание для меня закон, – улыбнулся Джанко, склоняя перед ней голову.
Через минуту дети принесли ему гитару, и, проведя рукой по струнам, он ненадолго задумался, глядя в огонь, а все вокруг словно замерли в ожидании. Замерли и мы с Ярким. А затем музыкант вдруг ожил, пальцы зажали первый аккорд, и он начал петь.
«Ночь опустилась на Адверс,
Звезды усыпали небосвод.
Зеленоглазая Агнес,
Кошкой скользнула в свой темный грот.
В мире теней и обмана,
Спрячешься ты от дневных обид,
В дымке белесой тумана,
В танце своем будешь ты парить…»
Джанко пел, а Адель, скинув свои туфельки, пустилась в танец. Она кружилась перед нами на фоне желто-багрового пламени, превратившись в тень, неподвластную законам гравитации. Ее руки взлетали и опадали, а пышные черные кудри и алое платье слились в единую бурю, в круговорот тьмы и огня, в котором то и дело вспыхивали ее глаза, отражая то ли пламя костра, то ли алую страсть, бушующую в груди этой девушки. Темп музыки все нарастал, и Адель кружилась всё быстрее, выгибая спину, взлетая и припадая к земле, а все вокруг с восторгом наблюдали этот дивный, чувственный танец. Кто-то хлопал в такт музыке, другие подпевали, но никто не посмел составить ей компанию, и прекрасная юная саббатийка танцевала в одиночестве.
«Какая красивая женщина», – сказал призрак Тессы, опустившийся рядом со мной.
Я не ответил.
«И так чудесно танцует. А я вот никогда не умела танцевать. Зато недурно пела, ты помнишь?».
«Конечно, помню».
Глава 15. Песни Тессы Марбэт
«В немой и мертвой тишине,
В рассветной дымке, серой мгле,
Застыв, как в самом жутком сне,
Они лежали на земле.
И белый снег их укрывал,
На коже иней застывал,
И кровь их обратилась в лед,
И жизнь никто им не вернет»
Тесса пела, и голос ее, легкий, словно перышко, звонкий, приобретающий мягкую хрипотцу, когда она брала высокие ноты, наполнял нашу повозку. Тесса пела, слегка опустив голову, покачиваясь в такт мелодии, простой и звучной, плавной, готовой подхватить слушателя, если тот позволит, и раскачивать его на своих волнах. Закрыв глаза, Тесса пела, а пальцы ее перебирали струны гитары, из которой лилась музыка, так идеально сплетающаяся с голосом девушки, словно они всегда были частью одного целого и не могли существовать друг без друга.
«Расправив крылья над землей,
Кружится ворон, страж немой.
Он будет здесь стеречь и ждать,
И души павших охранять.
Дыханье утра оборвет
Их незаконченный полет,
Проклятье воинов – их клеймо,
Им никогда не смыть его…»
– Весело-то как. Так бы и бросился в пляс, – услышал я тихое бурчание отца, управлявшего повозкой. – Высокая поэзия, будь она неладна.
Я никак не реагировал на его ворчание, а Тесса и вовсе не замечала. Когда она начинала петь, ее словно окутывала некая магия, зыбкая, но прочная, полностью изолирующая девушку от внешнего мира, погружающая ее в сферу тонкой собственной реальности, где всю материю заменяла музыка. И слушая эту песню, как и две спетые ею чуть ранее, я словно чувствовал эту магию, мог прикоснуться к ней и погрузиться в тот же маленький мирок, в котором ее песни обретали силу и власть над моим воображением.
«Пройдут десятки, сотни лет,
Но каждый год, лишь меркнет свет –
В урочный час они встают
И на войну свою идут.
Не стерты прошлого грехи,
И мир не слышит их мольбы.
Лишь только звезд немой покой.
Продлится вечность этот бой…»
Прозвучал последний аккорд, и Тесса отпустила его, позволив смолкнуть самому, растворившись в мире. И вместе с тем исчезала и магия, созданная песней, и мир снова становился привычным, обыденным и простым. Я снова начал слышать звуки снаружи: фырчанье лошади, стук ее копыт по сухой дороге, звон сбруи и скрип колес нашей телеги. Но часть песни отголосками осталась во мне, не исчезла, а нашла