Читать интересную книгу Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

надо вам, безумцы?»

И под конец выхватывал из людского месива её прекрасный образ. Стоит недвижима посреди бушующей толпы. Простое платье в окружении красочной рухляди и серой ветоши одежд. Лёгкая улыбка на спокойном лице промеж гротескных масок балаганных петрушек. Холодный взгляд против нездорового любопытства. Ярость, празднующая победу, против поголовного сумасшествия.

Заворожённый, он больше не отводил от неё взгляда. Не слышал ни священника, бубнившего бессмыслицу латинской скороговоркой, ни толпу, ни треск разгоравшегося под ногами пламени.

– Пощады! – безответно шептал он ей, пока скорый на расправу огонь не вспыхивал между ними, стеной дыма и огня отгораживая нечестивого мученика от её жгущих глаз.

* * *

Общеизвестно, что сны лунян в полётной гибернации особенные. Мозг каждый раз обманывается поддельной смертью анабиоза и выдаёт такое, что в обычном сне, когда мирно посапываешь дома на подушке, никогда не привидится.

Но кроме особенностей полётного анабиоза (всё ради общей безопасности), у жителей подземного мира и чувства поярче, и память посильнее. Быть может, некоторые из землян на заре своей юности и ровня им, но мирские тяготы и болезни берут своё. И вот уже ум немощен, воображение потускнело, а память ослабла. Но человек свыкнется и со старческим слабоумием, найдёт и в нём светлые стороны – как легко теперь прятаться от груза прожитого, от совершённых ошибок. Всё забылось и поистёрлось. Но то у землян. А у лунян не спрячешься.

К слову, Бальтазар, как и все, помнил своё рождение на тот свет. Первое испытание, первая совершённая несправедливость, изгнание из рая, из приятной тёплой и тёмной обители, окутывавшей его мягким покрывалом, где он провёл до того, возможно, целую вечность безвременья. Помнил он и лицо повитухи, принявшей его на руки. Это трудно объяснить земному обывателю, но ту милую старушку он припоминал, как если бы увидел её уже прилично пожившим младенцем, научившимся различать лица в пугающем мельтешении красок, фигур и зыбких очертаний чего-то приятно округлого с глазами посерёдке. Как-то сама картинка сложилась и обратно уже не раскладывалась.

* * *

Утерев платком холодный пот, выступивший на лбу, Бальтазар вздохнул. Полётный сон – это не сон, это мучение. Он потянулся, глянул в иллюминатор: сбоку космодрома висел сочно-голубой диск Земли. «Здравствуй, милый подземный мир. Вот мы и дома…»

Шла разгрузка корабля. Другие, такие же, как и на Земле, муравьи таскали в ангар коробки и свёртки из грузового трюма, один протягивал кабель питания, другой менял зеркала разогрева толкача. Бальтазар улыбнулся: «Двигаются они нескладно, сшибаются друг с другом, роняют поклажу… Не роботы – механоиды на управлении, к тому же новички. Это земляне сторонятся такой работы, да их и не так много по сравнению с нами».

Судя по всему, капсулу корабля с резервуаром подземного мира ещё не состыковали. Наверное, аккумуляторы сели, а операция стыковки требует равной плотности энергии объединяемых миров. Придётся подождать.

Позёвывая, Бальтазар проверил входящие. Открыл новое сообщение от Димы, улыбнулся первым строчкам, но потом нахмурился. «Оказывается, я чуть не погиб. Меня потеряли, долго и упорно искали и наконец-то нашли. Жду поздравлений! Сам я в порядке, еле отбился от спасителя (инженера). Всю руку оттряс. Нажаловался. Обязательно жду тебя вечером в гости! Можешь не один, стерплю даже её. К тебе серьёзный разговор. Готовься. Думаю, понимаешь, что к чему. Он тоже обещался быть. Надеюсь уговорить на мировую».

Неужто Вернер намекнул Диме, что может замять это дело? Конечно, пусть он сперва докажет, что это было намеренное деяние, а не случайная ошибка. Но если докажет, то одним штрафом Бальтазару не отделаться. Да и штрафа бы тоже неплохо избежать. Интересно, что Вернеру надо?

Во всей этой истории с самоубийством наркомана Фомы уважаемый всеми гражданин общества Вернер – гениальный изобретатель, одарённый инженер и со всем этим вместе ещё к тому же удачливый делец, скандально известный богач и филантроп – был как-то замешан. То личное деятельное участие, то ближайшее окружение: злобный и зубастый Руман, убогий Адольф. Да и сам Фома не внушал доверия – не похож он на человека, случайно попавшего под раздачу судьбы.

Бальтазар взялся перебирать в уме факты. Едва касался их вниманием, чтобы не спугнуть желанное ощущение чего-то странного, чего-то ускользающего, давая мысли самой скользить по цепочкам образов. Места, люди, их имена, лица, обрывки диалогов, вопросы и сомнения хороводом проходили перед его мысленным взором, а он останавливал любую попытку скрепить их монолитным логическим выводом.

Вот упитанный юноша: он что-то слопал и в предсмертном экстазе просит добавки, но его убивает помощник-андроид. Воображение рисует кукловода в маске с отпечатанной на ней скабрёзной улыбочкой Румана, дёргающего размахивающего ножом робота за ниточки.

А вот Руман с той же ухмылкой уверенным и чётким манёвром уже тормозит свой пикирующий корабль у самой земли, в мгновение сплющивая машину с родителями близнецов. Фома свернул ноги калачиком, улыбается и кивает. Он сидит у стога сена, а сзади из-за спины торчит труба с огоньками. Фома отворачивает от Бальтазара лицо, а поворачивает его обратно уже ухмыляющийся Руман.

«И попробуй это докажи», – дребезжит голосок сомнения.

«Прочь. Без оценок», – отвечает себе Бальтазар.

Вдруг выплывает начальственная борода Дмитрия, за ней ласковый прищур Вернера. Борода грозит Бальтазару пальцем: «Полная чушь!» – и отворачивается к собеседнику. «Эфир, эфир… – невнятным шёпотом озабоченно бормочет Вернер. – Как бы незаметно сломать…»

Вернер оставляет оживлённый разговор, оборачивается к Бальтазару: «Вытащил просветлённого – что убил. И бросил там страдальца». Вернер хмурится: «Дважды виновен. Поплатишься».

«Как же подозрительно, что просветлённого нельзя», – сгущается мыслью неясная дымка. «Чушь! – бросает Дмитрий. – Ты зачем самоубийцу притащил?»

«Кому Валера теперь нужен?» – тычет ему Вернер. Фома в подтверждение кивает и огорчённо мотает головой, слегка скривив беспечную улыбку. «Убил их дважды, злодей и психопат», – заявляет появившийся Адольф, преданно глядя на начальство и подёргивая усиками.

Не усы – заплатка, а всё одно похож на таракана. Таракан или человек? Эти усики, вдруг такие мерзкие, и весь вид секретаря внушают ему крайнюю брезгливость. Бальтазар отворачивается, и перед ним распростёртый Валера. Но это же не он убил своими руками?! Как жаль преданного пса… При чём здесь пёс?! Пронизанный ужасом, Бальтазар отталкивает взбесившегося Румана, двигающегося к ним страшным образом задом наперёд. С хищным радостным оскалом тот опрокидывается и проваливается сквозь землю. «Счастливый ушёл. Прямо в разлом. С почином!» – веселится объявившийся Вернер.

Бальтазар хочет помочь Валере подняться, но от того осталась лишь одежда – лежит на тротуаре, обведённая мелом.

Крестясь, Бальтазар пятится прочь, но вдруг оборачивается, почуяв подкрадывающееся к нему неведомое чудовище. Это же Адольф! Испуганный, Бальтазар отстраняется, но тот всё подступает шажок за шажком. В руках у него