зачем? Больше не осталось никого, кому это было бы нужно.
Самая большая куча – это вещи, которые пойдут на благотворительность. На следующей неделе должен приехать грузовик из местного секонд-хенда. Большинство игрушек Эрика лежат в этой куче – возможно, с ними будут играть чьи-нибудь внуки. Рядом со старыми игрушками стоит столовый сервиз из костяного фарфора, принадлежавший ее матери. Он пережил путешествие через океан, так что должен пережить и поездку в секонд-хенд в центре города, а вот купит ли его кто-нибудь, когда он туда приедет, – это другой вопрос. Сначала она пыталась отдать его Дженис, но Дженис сказала, что у нее нет места. Барб тоже негде все это хранить, у нее свои слоны. Това подумывала о том, чтобы предложить его Маккензи, девушке, которая работает в кассе океанариума, или даже молодой женщине, которая держит магазин товаров для водного спорта рядом с офисом Джессики Снелл. Но молодым женщинам больше не нужен костяной фарфор. Им не нужны старые шведские вещи. У них своя посуда – вероятно, из “Икеа”. Новые шведские вещи.
В зону для секонд-хенда отправились и пять деревянных далекарлийских лошадок, прямоногих фигурок, искусно расписанных желтым, синим и красным. Шестая, которую сломал Эрик, пропала много лет назад. Това всегда думала, что, возможно, как-нибудь найдет ее и починит, но что толку от этого сейчас? Она берет одну из лошадок и разглядывает ее. Если она заберет их с собой, вся коллекция так и останется в “Чартер-Виллидж”, чтобы потом ее выбросил кто-нибудь другой. Даже большезубый адвокат и его частный детектив не смогут найти того, кому они были бы нужны.
И тем не менее далекарлийские лошадки переходят из одной кучи в другую. Они поедут с ней в дом престарелых.
Теперь очередь стопки пожелтевших наволочек; розы по краям ее мать вышивала вручную. От простыней пахнет плесенью, когда Това бросает их на ближайшую гору белья, – конечно, их надо будет постирать, перед тем как отдавать.
Все эти вещи хранились для того, чтобы она когда-нибудь передала их своим детям; это реликвии, которые должны были передвигаться по ветвям генеалогического древа. Но генеалогическое древо давным-давно перестало расти, его крона поредела и истончилась, из старого гниющего ствола не выросло ни единого живого побега. Некоторые деревья предназначены не для того, чтобы выпускать новые нежные ветви, а для того, чтобы стоически доживать свой век и тихо гнить.
Она разворачивает следующий предмет, который отправится в секонд-хенд, – льняной фартук, прочная ткань вся в заломах. Его надевала ее мать, когда занималась выпечкой. Това подносит фартук к лицу, он пахнет кислым, как испорченная мука. Складывая истрепавшиеся завязки, она пытается отогнать мысль, которая не дает ей покоя весь день. У него была девушка.
Если бы Эрик не погиб той ночью, девушка могла бы стать ее невесткой. Сама Това, возможно, носила бы этот фартук, показывая жене сына, как печь его любимое сдобное печенье, а потом передала фартук ей, когда пришло бы время.
Пора прекращать эти абсурдные размышления. Кем бы эта девушка ни была, Эрик не любил ее настолько, чтобы хоть раз о ней упомянуть.
Эта мысль, как обычно, причиняет боль.
Послеобеденный сон Кота заканчивается, когда в окно врезается слепень, соблазняя его на настоящую, хотя и совершенно бессмысленную погоню. Това наблюдает, как серый охотник прыгает на окно, стуча лапами по стеклу, а слепень спокойно вьется снаружи.
– Я тебя понимаю, – говорит она, сочувственно кивая.
Знать, что что-то существует и все же постоянно от тебя ускользает, – это действительно пытка. С недовольным мяуканьем Кот уходит, петляя по лабиринту стопок, и исчезает на лестнице.
Това смотрит на наручные часы: почти пять.
– Кажется, пора подумать об ужине, – бормочет она, ни к кому не обращаясь, поднимается с низенького стула, отчего сразу начинают ныть суставы, и пробирается через разбросанные повсюду вещи. Это на нее не похоже – оставлять работу недоделанной. В ней просыпается дух бунтарства, и она поворачивается спиной к неразобранным кучам и, стараясь не особо наступать на все еще побаливающую ногу, спускается по лестнице.
В планах на ужин… опять сэндвич с яичным салатом. Всю неделю она не ела ничего, кроме яичного салата. (В рекламной брошюре на прошлой неделе был скидочный купон: купи дюжину, вторая бесплатно.) Но сегодня вечером она не может заставить себя съесть еще один сухой сэндвич.
Да, в последнее время она ходит за покупками по утрам. Не потому что избегает Итана и его приглашения на кофе. Конечно, нет. Това снова смотрит на часы: она уверена, что сейчас его смена. Она проводит рукой по лицу, которое кажется таким же дряхлым, как старые вещи на чердаке, как будто пыль осела в каждой складке и морщинке. Дружеская беседа с Итаном сейчас была бы очень кстати.
– Я в магазин, – сообщает она Коту, который теперь сидит на подлокотнике дивана и, без сомнения, оставит после себя клоки серой шерсти, а Тове придется их потом счищать щеткой для ворса. Ну что ж. Диван, конечно, не поедет с ней в “Чартер-Виллидж”, он слишком велик. Да и в любом случае, бывают вещи и похуже кошачьей шерсти.
На Соуэлл-Бэй опустилось густое марево, и несколько скучающих подростков, вялых и ленивых от палящего солнца, расположились на обочине перед магазином, раскинув руки и ноги и напоминая Тове долговязых насекомых. Она досадливо цокает языком, переступая через вытянутую ногу одного из парней по пути к входной двери.
Дверь позвякивает, Итан Мак поднимает взгляд от кассы и с широкой улыбкой восклицает:
– День добрый, Това!
От ледяного кондиционированного воздуха руки Товы покрываются мурашками. Надо было взять с собой свитер.
– Добрый день, Итан.
Внезапно осознав, что не находит других слов, она спешит в отдел овощей и фруктов. Там температура еще ниже. Она набирает полный пакет блестящих черешен “рейнир” и кладет его в корзину, потом, поколебавшись, набирает еще один пакет. Сезон черешни такой короткий, а ягоды и правда выглядят очень заманчиво.
– Ого, три бакса за фунт! Просто даром.
Това поворачивается и видит какую-то знакомую женщину, которая надкусывает черешню. Она не сразу понимает, что это Сэнди с обеда Мэри Энн. Подруга Адама Райта. Не существующего в телефонном справочнике Адама Райта.
– Ой, миссис Салливан, верно? – Сэнди вытирает с губ сок тыльной стороной ладони, потом застенчиво улыбается. – Приятно видеть вас снова. Кажется, вы поймали меня на месте преступления.
– Не бойтесь. Я не скажу хозяину, – говорит Това с легкой улыбкой. – Рада видеть вас, Сэнди. Я надеюсь, что вы с Адамом уже тут обживаетесь.
Ее терзает чувство вины, когда она вспоминает, как проезжала