Прадо увидел Морисету Куроно.
Прадо был замечательный актер, вполне достойный такого режиссера, как господин Гюльо, и вот в камере следователя он разыграл с удивительной отвагой патетическую сцену.
— Как, Мори, — воскликнул он, — это ты меня обвиняешь, ты, которую я так любил, ты, мать моего ребенка!.. Но это невозможно! Ты говоришь из ревности… Тебя подучила эта женщина, которая хочет моей гибели. Ну так смотри, как я к ней отношусь. Она хочет меня запугать. А я открыто говорю ей в лицо, что я ее никогда не любил. Да, эта красавица, которая иногда любовалась собой перед зеркалом, как статуей, принадлежит к тем женщинам, которыми пользуются, но к которым не привязываются… Пусть она это знает. Я никогда не любил никого, кроме тебя, тебя, которую я знал девушкой и которая сделалась матерью моего ребенка!..
Но ему не удалось тронуть сердца Морисеты. Обе женщины примирились и пылали одинаковой к нему ненавистью.
Когда Прадо вернулся в Мазас, он понял, что погиб. Но это был отважный боец, который никогда не признавал себя побежденным. Он хотел бороться до конца, и нужно отдать ему справедливость, он защищался геройски.
Господин Гюльо увлекся этим делом как чиновник, и в то же время как философ и романист.
Человек, преданный правосудию обеими любовницами, казался ему слишком интересной добычей.
Еще при первом следствии господин Гюльо отыскал женщину, по имени Ренэ Мейер, которая была с Марией Ангетан в Эдене в вечер преступления… Несчастная, умиравшая в чахотке, не могла явиться в камеру следователя, но тот отправился к ней сам.
Он также привел к ее постели Прадо.
В данном случае обвиняемый выказал замечательное присутствие духа. Некоторое время он смотрел на умиравшую пристальным взглядом магнетизера, потом, смягчая, насколько возможно, тембр своего голоса, сказал:
— Сударыня, говорят, что вы были в Эдене с Марией Ангетан в тот вечер, когда она была убита, и видели, как она ушла с человеком, которого назвала своим «американцем».
Меня обвиняют в преступлении, которого я не совершил. Для меня это вопрос жизни или смерти. — Потом, после хитро рассчитанной паузы, он добавил: — Узнаете ли вы меня?
Конвульсивный трепет пробежал по телу умирающей, потом она сделала головой отрицательный знак.
Когда Прадо увели, господин Гюльо снова спросил ее. Она была сильно утомлена и ответила слабым голосом:
— Правда, в его лице есть какое-то сходство, но я не могу утверждать, что это он…
Потом она стала просить, чтобы ее оставили в покое. Вскоре после того она умерла.
Но служанка и часто работавшая у Марии Ангетан поденная портниха, которые несколько раз видели «американца», при взгляде на его фотографическую карточку, тотчас же объявили:
— Да, это он!
Конечно, это были улики, но еще не достаточные доказательства, чтобы послать человека на эшафот.
Евгения Форестье и здесь помогла судебному следователю.
— Однажды, когда он грозил меня убить, — сказала она, — я подумала, что и мне нужно запастись оружием против него, чтобы всегда держать его в страхе. Именно в тот день он получил письмо из Испании и, прочитав его, с какой-то особенной поспешностью разорвал. Я нагнулась и подняла один клочок бумаги. Это была верхняя часть какого-то бланка с печатным заголовком и несколькими строчками письма. Я старательно спрятала ее в свой чемодан между складками простыни. Пошлите за моим чемоданом, и в указанном месте вы найдете эту бумажку.
Чемодан немедленно был привезен. Его открыли и нашли в указанном месте в складках простыни клочок бумаги, который один мог погубить Прадо.
В заголовке бланка значился адрес одного мадридского магазина:
«Покупка золота, серебра и драгоценных камней. Пассаж Родриго, 2 (Мадрид)».
Далее следовало начало письма, написанного мадридским перекупщиком драгоценностей.
На этот раз судебный следователь мог с уверенностью сказать: «Теперь он в моих руках».
Господин Гюльо отправился к министру юстиции и высказал ему, что не считает нужным просить розысков дипломатическим путем, и получил разрешение лично отправиться в Испанию.
Впоследствии другой судебный следователь господин Ле Пуатевин поступил точно так же в деле Панамы.
В Мадриде судебный следователь встретил со стороны испанской полиции полную готовность содействовать французским магистратам. Один из главных начальников полиции, мой приятель синьор Пита, оказал деятельное содействие господину Гюльо. Он повел французского следователя под низкие и темные своды пассажа Родриго в одну лавочку, напоминавшую каморки средневековых ростовщиков. Там они нашли безобразную старуху, которая на вопросы полицейского объявила, что письмо, обрывки которого ей представляют, написано ее мужем… доблестным мужем, который вследствие недоразумений с полицией счел удобным покинуть родину и скрылся неизвестно куда.
Когда ей показали рисунки драгоценностей, она также их признала. Ее попросили справиться в книге, и она отыскала там записи покупки некоторых из этих вещей в январе 1886 года.
— Впрочем, — добавила она, — я отлично помню того, кто их продал, потому что этот джентльмен часто приходил к нам и даже ухаживал за моей дочерью, Пуритой. Кстати, он подарил ей свою карточку. Я сейчас принесу вам ее.
Она вышла за перегородку и через несколько минут возвратилась с фотографической карточкой в руках.
Это был портрет Прадо.
Возвратясь в Париж, господин Гюльо вызвал Прадо в свой кабинет и спросил его:
— Вы утверждаете по-прежнему, что никогда не знали Марию Ангетан?
— Никогда!
— Но как же в таком случае в ваших руках очутились драгоценности, похищенные у нее?
— Я никогда их не имел.
— Неправда, потому что я сейчас возвратился из Мадрида, где был в пассаже Родриго.
Прадо побледнел и чуть было не упал в обморок.
Судебный следователь продолжал:
— Вы понимаете, я был у старика Антонио, который написал вам это письмо…
Господин Гюльо показал клочок письма и добавил:
— Его жена передала мне фотографическую карточку, которую вы подарили ее дочери, хорошенькой Пурите.
Прадо был точно громом поражен, однако он скоро оправился и, собрав весь свой апломб, возразил:
— Я вынужден признаться, что продал некоторые из драгоценностей, рисунки которых вы мне показываете… но я не знал, что эти вещи принадлежали Марии Ангетан. Я нашел их в поезде, когда ехал в Мадрид.
— Итак, это единственное объяснение, которое вы можете дать о приобретении вами этих вещей после преступления? — спросил следователь. — Ваш допрос кончен. Вы обвиняетесь в убийстве.
Наконец, в довершение злополучия, — так как ответ, данный Прадо судебному следователю, был равносилен признанию в преступлении, — на сцену выступает третья женщина.
Господин Гюльо получил письмо от несчастной, на которой Прадо женился несколько лет тому назад в Мадриде. Это письмо бросало новый свет на нравственный облик субъекта.
Жена Прадо писала:
«Теперь, когда провидение передало моего