Новый год мы встречали вместе у нас на даче. После ужина Буденный подсел ко мне и спросил, знаю ли я об аресте Ольги Стефановны. Я ответила утвердительно и спросила, что же произошло, он мне ответил, что она вместе с Бубновой оказались шпионами. Первая — шпионка польского государства, вторая — шпионка трех государств.
Ольга Стефановна вела шпионскую жизнь в течение семи лет, жила с каким-то поляком из посольства, получила за свою работу 20 000. Я впервые здесь услыхала от Буденного, что Ольга Стефановна и Бубнова рассказывали обо мне на допросе, как о главаре шпионской группы, что я давала им шпионские поручения. Буденный меня предупредил, чтобы я была готова ко всяким неожиданностям».
Собственноручные показания Егоровой Г. А. от 26 апреля 1938 года:
«В своих показаниях, которые я давала следствию в январе этого года, я не указала ряда обстоятельств, имеющих существенное значение в выяснении лица моего мужа, Егорова А. И., также и моего подлинного лица… Двуличие, двойственная жизнь, которую вели Егоров и лица, наиболее близкие к нему. Внешне они показывали себя как командиры Красной Армии, защитники революции, на деле же они были махровые белогвардейцы. Они шли с Красной Армией до поры до времени, но душа их была по ту сторону окопов, в стане врагов.
(Заметим, агрессивен становится стиль собственноручных показаний, торжествуют в нем клише, явно подсказанные следователями. Егорова, видимо, старается писать в тоне, нужном следствию. — Л.В.)
Собирались обычно все эти люди после работы, под утро, поужинать. За столом, когда присутствовал Сталин, провозглашались тосты за советскую власть, за победу над белыми, поздравляли друг друга с приобретенными трофеями (!!! — Л.В.) и т. д. В случае, если Сталин отсутствовал, все они, в том числе и Егоров, выражали свое враждебное отношение к советской власти и лично к Сталину и выражали уверенность свою в разгроме Красной Армии… Помню, в начале 1920 года Александр Ильич Егоров вернулся домой крайне взволнованный, и когда я спросила, что случилось, он рассказал мне, что поезд Сталина по ошибке был направлен не по тому пути и едва не произошла авария. Вслед за этим пришел Манцев и о чем-то долго взволнованно разговаривал с Егоровым. По отдельным фразам, я поняла, что речь идет о едва не свершившейся катастрофе с поездом Сталина. Манцев произнес фразу: «Черт возьми, как не везет» (подчеркнуто красным следовательским карандашом. — Л.В.). Я спрашивала Александра Ильича, почему он при всей его показной близости к Сталину и пребывании в коммунистической партии ведет себя, как антисоветский человек. Егоров сказал тогда, что он и его друзья остаются офицерами, значит, людьми, которые с советской властью примириться не могут (подчеркнуто следователем. — Л.В.). Мысль о побеге за границу не оставляла Александра Ильича, и в 1921 году по окончании гражданской войны он писал мне, что советует изучать иностранные языки не теряя времени, так как наступают другие времена, устанавливается связь с заграницей и не исключена наша поездка туда. Егоров поощрял мои постоянные выезды на банкеты, где присутствовали иностранные послы, он знал о моих дружеских отношениях с Лукасевичем, которому я рассказывала на его вопросы об антисоветских взглядах Егорова, что эти взгляды разделяются также Бубновым и Буденным и что, как я поняла из разговоров Буденного, Бубнова и Егорова — все они сторонники Рыкова.
Егоров через меня договаривался с Лукасевичем об устройстве ему в Варшаве встречи с польским начальником генерального штаба Стахевичем. В Варшаве Егоров встретился со Стахевичем где-то на частной квартире. Когда мы были в Риме, в 1934 году нас пригласил к себе на обед итальянский посол в СССР Аттолико. Разговор велся на английском языке, причем переводчиком являлась я. Егоров высказывал свое восхищение перед достижениями итальянского правительства, по сути это было прямой апологией фашистского режима.
В «Деле» Егоровой, кроме собственноручных показаний, нет никаких доказательств вины.
Но вот результат следствия — «Протокол № 55 заседания Верховного суда Союза ССР от 27 августа 1938 года, г. Москва:
СЛУШАЛИ:
Дело о предании суду военной коллегии Верховного суда СССР Егоровой Галины Антоновны по статье 58, 58 II УК РСФСР, с применением Постановления ЦИК СССР от 1.12.1934 года. С обвинительным заключением согласиться и дело принять к производству. Дело заслушать в закрытом судебном заседании без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей (выделено мной. — Л.В.) в порядке Постановления ЦИК СССР от 1.12.1934 года. (Постановление слушать «дела» без участия обвинения и защиты было принято после смерти Кирова. И «работало» все сталинские годы. — Л.В.) Мерой пресечения подсудимой оставить до суда содержание под стражей».
Протокол заседания Верховного суда в том же составе от 28 августа 1938 года продолжает события:
«Секретарь доложил, что подсудимая находится в зале суда и что свидетели в суд не вызывались. Председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимой и спрашивает ее, ознакомлена ли она с обвинительным по Делу заключением. Подсудимая отвечает утвердительно. Подсудимой разъяснены ее права на суде и объявлен состав суда. Подсудимая никаких ходатайств и отвода составу суда не заявила. По предложению председательствующего секретарем оглашено обвинительное заключение. Председательствующий разъясняет подсудимой сущность предъявленных ей обвинений и спрашивает ее, признает ли она себя виновной. Подсудимая отвечает, что ОНА СЕБЯ ВИНОВНОЙ НЕ ПРИЗНАЕТ И ЗАЯВЛЯЕТ, ЧТО ОТ СВОИХ ПОКАЗАНИЙ НА ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМ СЛЕДСТВИИ ОТКАЗЫВАЕТСЯ.
На следствии ее никто к даче неправильных показаний не принуждал, ее так ошеломил внезапный арест мужа, а затем ее арест, а также предъявленные ей следователем показания ее мужа, что она совсем потеряла голову и стала на допросах наговаривать на себя.
Почему ее муж Егоров дал уличающие ее показания, объяснить не может. В своих показаниях Егоров ее оговаривает».
Судебное следствие закончено. В последнем слове подсудимая заявляет, что она хорошо понимает свое положение и потому считает, что ей остается только просить о снисхождении, так как доказать свою невиновность ей нечем. Суд удаляется на совещание. В 21 час 55 минут оглашен приговор и заседание закрыто.
«ПРИГОВОР:
Именем Союза Советских Социалистических Республик… признавая Егорову Г. А. виновной в совершении преступлений… военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Егорову Галину Антоновну к ВЫСШЕЙ МЕРЕ УГОЛОВНОГО НАКАЗАНИЯ РАССТРЕЛУ с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества.
Приговор окончательный и в силу постановления ЦИК СССР от 1.12.1934 года приводится в исполнение НЕМЕДЛЕННО».
Куда спешили эти могущественные, с позволения сказать, мужчины? Какую опасность для них представляла эта «шпионка», выдававшая тайны, известные всем?
Но как сильно видно время в ее показаниях!
* * *
А дальше — 1956 год.
«Справка.
Совершенно секретно.
Егорова Галина Антоновна по нашим учетам не проходит. О ее связи с Лукасевичем и Ковалевским сведениями не располагаем.
Начальник отдела оперативного учета первого главного управления Комитета Госбезопасности СССР».
Что за первое управление? То, которое «заведует шпионскими связями»? Да.
Еще дальше.
«Справка от 13 марта 1956 года.
Дело № 962187 в отношении Егорова А. И., бывшего зам. наркома обороны СССР, Маршала Советского Союза, прекращено за отсутствием состава преступления».
«Справка от 20 апреля 1956 года.
…военный прокурор отдела Главной военной прокуратуры, подполковник юстиции Соломко, рассмотрев архивно-следственное Дело Егоровой Г. А. и материал дополнительной проверки, установил: в качестве доказательств виновности Егоровой к Делу приобщена выписка из показаний ее мужа Егорова А. И. (этого единственного «доказательства», этой выписки в Деле не оказалось. — Л.В.), между тем Дело по обвинению Егорова А. И. прекращено за отсутствием состава преступления. Других доказательств в Деле нет. КГБ при Совете Министров СССР данными о принадлежности Егоровой Г. А. к агентуре иностранных разведок не располагает…»
Оговор собственной жены, конечно, не преступление. Так, пустяк.
Маршалы и генералы, храбрецы и воины уходили в тюрьму режима, который они отстояли в боях, увлекая за собою своих женщин, а те вели себя с разной степенью мужественности.
Но можно ли винить женщину в том, что она ведет себя по-женски, то есть боится тюрьмы, допроса, пытки, расстрела и в страхе теряет голову?