опасности (в петлицах три шпалы), ее муж командовал дивизией (в петлицах
два ромба, генеральское звание), в 1930-е годы его расстреляли как герман-
ского шпиона, а сестре пришлось оставить службу в органах безопасности,
она жила случайными заработками на Сахалине. Отец умер во время блока-
ды, упал где-то на невском льду. Подростком Иванов ходил в «Анна-Шуле»,
была такая школа на Кирочной улице, основанная в середине XVIII века для
немецких детей при императрице Елизавете. По слухам, в ее стенах учились
Молотов и Риббентроп. В годы войны молодой танкист Иванов дошел до
Берлина командиром танкового батальона, Героем Советского Союза.
Иванов был едва ли не единственным генералом из вводивших войска
в Чехословакию, кто сам пережил атомный взрыв и лучше других представ-
лял, как может выглядеть новая война. В июле 1968 года с женой и дочерью
он отдыхал под Гурзуфом, особо не вникая в сообщаемые газетами распри
политиков, больше волнуясь, когда дочка, заплыв за буй, пропадала из вида.
Утром 12 июля его разыскала на пляже медицинская сестра: «Звонили из
Львова, просили срочно прибыть». В тот же день, явившись в штаб округа во
Львове, он получил неожиданное назначение в Венгрию. «На аэродроме вас
ждет Ли-2» – сказали ему. Генерал попросил штабистов сообщить в Гурзуф,
успокоить семью.
В Будапеште ускоренно готовили войска к выступлению.
В глубине души генерал надеялся, что политики просто нагнетают
страсти. Пражских реформаторов припугнут, все успокоится. Но события
набирали обороты. Две советские дивизии (танковая и мотострелковая) и
венгерская мотострелковая получили приказ начать движение из Будапешта
на Комарно, речной порт на Дунае. Танковую вел Иванов, мотострелковую –
генерал Провалов. У подходов к мосту скопилось 670 танков.
Посреди пограничного разводного моста Иванов вышел из машины
проследить, все ли экипажи соблюдают указанную им дистанцию в сто пять-
десят метров. Если на одном пролете моста сойдутся два-три сорокатонных
танка, мост рухнет. И другая мысль пришла в голову: а если чехословацкая
обслуга моста, трое-четверо рабочих, решат остановить армию? Им сейчас
достаточно просто развести мост. От предчувствия потемнело в глазах. «Я
вызвал командира полка и разведчиков: братцы, немедля в транспортеры –
и вперед! Оператора и обслугу моста под контроль! Вздохнул через пару ми-
нут, когда управление мостом перешло к моим разведчикам» 11.
Уже перекрыли прилегающие венгерские улицы, никто не должен по-
мешать движению танковых колонн. При Иванове аппарат ВЧ, прямая связь
с Москвой. Он только ждет сигнала перейти границу.
Иванов вспоминает:
«Оставалось минут пять до начала броска, вдруг с улицы прет здорову-
щий венгерский рефрижератор, не сворачивая, прямо на мост. Ничем не
остановишь, бросайся под колеса, все равно переедет. Видимо, шофер с кем-
то из наших военных выпил, и наши машину пропустили… Нервы напряг-
лись до предела. А если он станет посреди моста, поперек? Конечно, помешай
он движению, кто бы с ним возился, танки тут же его скинут с моста. Не лезь
под горячую руку! Не знаю, что на нас нашло, но мы, чертыхаясь, позволили
чудаку последним пролететь мост.
В ноль-ноль часов поступил сигнал, и через пару минут наши танки,
пройдя мост, загрохотали по улицам спящих словацких городов. От Комарно
до Брно двести восемьдесят километров; на полпути на шоссе перед колон-
ной оказался ребенок. В свете фар с головного танка его с трудом разгляде-
ли. Никто не знает, как малыш оказался на проезжей части. Босоногий, в ко-
ротких штанишках, с картузом на голове, он возник, когда остановить го-
ловной танк было невозможно. Водитель резко свернул в сторону, танк сва-
лился в обрыв. Мальчишка остался жив, а танк мы потом вытащили».
На марше Иванов получил новый приказ: не теряя времени на переход,
с ближайшего аэродрома вылететь в Брно. На аэродроме ждал военный Ли-2.
«Отработали с летчиками маршрут, высоту самую малую, не выше ста мет-
ров, чтобы не сбили. На командном пункте смотрю локаторы: мама родная! С
запада заходит на посадку в Брно туча, густая туча самолетов. Так закрывает
полнеба стая птиц, спугнутых в озерных камышах. Что такое! Еще заходят,
еще. . Наконец, связались с Москвой, выяснили: это наш десант идет на Брно.
Все топливо не сгорает, они кружат, сбрасывают, все вокруг в керосиновом
дыму. Мы с трудом сели. А за нами приземлился тяжелый Ми-6 с броне-
транспортером и специальной станцией для связи с Москвой, генеральным
штабом, группой войск».
Иванова назначили комендантом Брно.
«Наши десантные самоходки на центральной площади и у Военной ака-
демии. Мне докладывают: народ там шумит, выходит на улицы, свастики ри-
сует. Может, команду дали, я не знаю, самоходки не наши – десантников. В
город вошла десантная дивизия. Все взяли под контроль, из здания акаде-
мии никого не выпускают. Ко мне на аэродром приехал заместитель началь-
ника академии. Звоню в Прагу, ловлю Ямщикова: тут чешских офицеров за-
крыли, не выпускают. По сути, арестовали. Там самоходки стоят, а тут их се-
мьи пришли, встревоженные, протестующие. А у меня шифровка: ни во что
не вмешиваться. Ямщиков молчит. Не хочет принимать решения. Говорю –
ладно, разберемся. Сажусь в машину, еду к командиру десантников. Зачем
здесь самоходки? “Не знаю, Маргелов приказал”.
Маргелов – командующий воздушно-десантными войсками. Но мне он
не указ. Здесь я отвечаю. В своей генеральской форме, как положено, подхо-
жу к академии, народ шумит, но расступается. Захожу в здание, оттуда свя-
зываюсь с Прагой. На проводе опять Ямщиков. Говорит: как хочешь, так и
действуй. Я приказываю: убрать самоходки к чертовой бабушке. Немедлен-
но! Вызываю командира батареи: заводить, и марш отсюда! “Слушаюсь!” Са-
моходки ушли, народ начал расходиться.
На площадь выехал, а там 6 самоходок. Никто не стреляет, ничего, но
зачем? Я говорю – убрать их! В общем, из города все войска сразу же вывели.
22 августа все было чисто. Доложил по телефону командующему Провалову
в Братиславе. Он мне – правильно сделал».
Наблюдения Иванова подтвердит автор секретной записки, обнару-
женной в рабочем столе Брежнева: «…вряд ли было оправданным развеши-
вать бронетанковое ожерелье на улицах Праги, Брно, Братиславы и других
городов. Фактически улицы и площади этих городов были забиты танками,
бронетранспортерами, артиллерией. Это было невыгодно во всех отношени-
ях: во-первых, это нарушало нормальный ритм жизни; во-вторых, такая де-
монстрация силы отрицательно действовала на патриотические чувства
граждан (одно дело, когда население видит войска с утра до ночи, а другое,
когда оно только о них слышит); в-третьих, боевая техника, располагаясь на
улицах, оказалась уязвимой в диверсионном отношении; если бы дело дошло
до открытого вооруженного сопротивления, то при таком варианте распо-
ложения войск мы понесли бы огромные потери…» 12
У десантников своя суматоха. Сообщили на радостях центру об изъятии
у контрреволюции почти сотни стволов. Центр приказал отправить трофеи в
Москву. А у них ничего нет. Тогда ночью по приказу командира десантной
дивизии солдаты разоружили рабочие отряды, отобрали автоматы, пулеме-
ты. На каком-то заводе были охотничьи ружья, десантники бросились и туда,
взломали ящики. Утром я приказал вернуть отрядам их оружие и вместе с
рабочими завода, пришедшими с протестом, еду на завод, захожу к директо-
ру. Сидит заводское руководство, кто-то шумит: «Вы оккупанты!» Свои же
его вытолкнули. Я попросил собрать рабочих, бригадиров, мастеров. Они го-
ворили прямо: «Вы нас обидели! Мы работяги».
Услышав, что по улицам носятся чешские ребята-мотоциклисты и заля-
пали краской памятник советским воинам, Иванов и другие офицеры едут в
обком партии. В машине включают радиоприемник, в эфире голоса: «Гене-
рал Иванов, вы оккупанты…» В обкоме встречают второго секретаря Черного
и секретаря по идеологии Маноушека. Знакомятся. «Зачем вы пришли?» –
спрашивают оба. Ответа у меня не было. «Сами подумайте, вам виднее».
По словам генерала, от отчаяния «хотелось напомнить им 1918 год, ко-
гда чешские войска устроили в измученной войною России известную ку-
терьму. Но я ответил, как думал: «Мы решили, что лучше нам прийти сюда,
чем потом снова начинать от Сталинграда!»
А тут из городского совета Брно принесли письмо: