не тот у нашей отечественной микроэлектроники. А вот рывок вверх, в Москву, в Министерство или, бери выше, в ЦК КПСС для Вани вполне реален и предсказуем, но только сделать этот рывок следует до провала с «прорывом» — на гребне успеха методом «ударной возгонки» взойти на такую вершину, где «милости природы» ничем не ограничены и никакой провал уже не грозит…
В те зимние месяцы после вступления в должность Иван Николаевич, как казалось, половину времени проводил в Москве. Катя рассказывала мне некоторые подробности, но они неинтересные, — Ваня укреплял свои позиции в министерстве, в военно-промышленной комиссии Совмина, в высших партийных органах, готовил поддержку своим «наполеоновским планам», даже якобы был принят самим Министром обороны. Подозреваю, что весь этот сценарий тщательно проработала сама Валентина Андреевна — ее рука просматривалась во многих эпизодах. Хотя, с другой стороны, было видно, что Иван Николаевич приобрел свою собственную партийную хватку и что его зависимость от направляющих инструкций многоопытной жены заметно ослабела.
К весне Иван Николаевич достаточно укрепился и был готов к некоторым решительным действиям. Всё началось с двух сенсационных событий. Во-первых, секретарем парткома предприятия был назначен Илья Яковлевич — бывший помощник Ивана Николаевича; во-вторых, Валентина Андреевна добровольно покинула пост начальника Первого отдела и уволилась «по собственному желанию в связи с переходом на другую работу». Время, когда евреи становились партийными начальниками, давно уже кануло в Лету, и назначением Ильи Яковлевича наш новый босс четко демонстрировал, что во внутренней политике ящика он имеет карт-бланш от партийного руководства. Кроме того, этим назначением Ваня обезопасил себя от тех парткомовских интриг, которым сам подвергал бывшего Генерального директора, — Илья Яковлевич был безмерно преданным ему человеком, который к тому же по понятным причинам не мог рассчитывать на дальнейший карьерный рост. Совершенно другой была история с Валентиной Андреевной — ее глубина вскроется не сразу, не скоро… Формальной причиной увольнения Валентины Андреевны была пресловутая семейственность, лицемерно осуждавшаяся в партийных верхах. Пока супруги руководили двумя формально независимыми структурами предприятия, на семейственность смотрели сквозь пальцы, но теперь, когда супруг стал начальником своей половины, это могло неблагоприятно отразиться на его положении, и Валентина Андреевна, для которой карьера мужа всегда была целью приоритетной, согласилась на семейном совете пожертвовать своей должностью, дававшей немалую власть и много прочего — деяние, безусловно, благородное, но, увы, кое-кем не вполне оцененное, а напротив, корыстно использованное… Валентина Андреевна, однако, не осталась не у дел — включив свои связи в «компетентных органах», она перешла на довольно ответственную работу в ОВИР Главного управления МВД по Ленинграду, что открыло ей некоторые новые возможности… скажем так, в сфере частного сыска.
Вскоре после ухода Валентины Андреевны случилось еще одно необычное событие: Иван Николаевич издал приказ о создании на предприятии нового подразделения с вычурным названием «Отдел информационной поддержки перспективных разработок». Начальником отдела была назначена… Аделина Григорьевна Смиловицкая. Подробности этого карьерного достижения Аделины я узнал от Кати. Екатерина Васильевна всегда была в курсе всех закулисных дел нашего ящика и по степени информированности уступала только Валентине Андреевне. Теперь она естественным образом переместилась на первое место. Сообщив мне, что, мол, «твоя Аделина стала большим начальником», Катя добавила: «Теперь она в непосредственном подчинении Ивана Николаевича. Ему так удобнее шуры-муры с ней крутить…» Я пытался возразить в том смысле, что, дескать, не следует серьезную реорганизацию информационной службы сводить к бытовой интрижке… Катя только махнула на меня рукой и сказала пророчески: «Валентина Андреевна сама разберется с этой реорганизацией…» Мне не нравились Катины предположения о мотивах повышения Аделины. Не то чтобы я ревновал Аделину к Ване. Ревность — не из моей оперы. Здесь было другое — какие-либо внеслужебные отношения между Аделиной и Ваней входили в противоречие с моими представлениями о сбалансированной картине нашей жизни, в которой эти персонажи пребывали в различных непересекающихся пространствах. По-простому мое неприятие возможной связи Аделины и Вани называется стремлением выдать желаемое за действительное. Впрочем, в те бурные времена даже такое скандальное событие тонуло в потоке всевозможных пертурбаций, которые так или иначе затрагивали всех нас.
Судьба отдела Арона и моей лаборатории оставалась неопределенной. После передачи «Тритона» в отдел Артура с нас взятки гладки, хотя, на самом деле, у меня и Валерия много времени уходило на технические консультации сотрудников Артура. Новое руководство, казалось, о нас забыло… И слава богу — «минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Тем удивительнее был звонок из кабинета Ивана Николаевича. «Игорь, привет! Ты не смог бы зайти ко мне завтра вечерком, часам к семи? Дело есть…» — запросто, по-приятельски прошуршал Генеральный директор. Я, удивленный, ответил в тон: «Конечно, Ваня, без проблем…» Приглашение последовало напрямую, не через секретаршу, да еще на позднее время, после конца рабочего дня, вероятно, что-то серьезное — рассуждал я про себя. Хотел было посоветоваться с Ароном, но потом передумал — надо прежде понять, что замыслил босс.
На следующий день, без четверти семь, я подходил к кабинету Генерального по уже пустынному директорскому коридору, увешанному портретами выдающихся советских ученых и конструкторов в нашей области техники. Внезапно из его приемной буквально вырвалась, едва не сбив меня, возбужденная и слегка растрепанная Аделина… «Черт знает что…» — выпалила она, остановившись передо мной и поправляя прическу.
— Аделина, что случилось? Позволь полюбопытствовать, что ты тут в такое позднее время делаешь?
— Наверное, то же, что и ты, Игорь… Бесполезно трачу свое свободное время по вызову шефа.
— И чего же хочет добиться шеф от красивой сотрудницы в послерабочее время? Того же, «чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства, польской красавицы Инги Зайонц»?
— Не знаю, чего хотел Остенбакен, но Иван Николаевич задумал совершенно фантастическую перестройку информационной службы, неограниченный доступ ко всем зарубежным техническим публикациям на всех языках и прочее… А хочет он, чтобы я учила всех вас английскому языку.
— «Свежо предание, но верится с трудом», а идея прекрасная… Я готов первым записаться на твои занятия. А чему сам шеф хочет учиться у тебя? Бьюсь об заклад, что не английскому. Быть может, «науке страсти нежной, которую воспел Назон»…
— Невежа ты, Уваров… Хочешь испортить мне и без того скверное настроение?
— Отнюдь… Я хочу совсем другого, хочу тебя и не более того, Аделиночка, «хочу быть дерзким, хочу быть смелым, хочу одежды с тебя сорвать», соскучился…
— Только не изображай из себя страдающего от неразделенной любви затворника — это тебе не идет. Признайся: если бы случайно