Ребята хотят побыть одни, что не понятно?! – хмыкнула я.
– А…?! Ой, господи! Только дошло, – захохотала Светка, закрыв ладонями лицо.
– Что дошло? – спросил пишущий в углу комнаты очередную басню Лев Давидович.
– Ничего, – захохотали мы и выскочили на сцену, оставив Льва Давидовича в недоумении смотреть нам вслед.
Усевшись на скамью на сцене и начав плести венок я под слова мелодично выводимой Светой песни делала разнообразные движения в соответствии с текстом песни практически машинально. Сегодня я не смотрела сквозь смеющуюся и пьющую толпу, которая простиралась перед сценой, наоборот, я наблюдала. Сегодня вроде бы не происходило ничего такого особенного, но было такое ощущение, что немцы хоть и веселились как обычно, но что-то такое, даже не знаю, напряжение какое-то висело в воздухе, именно оно и привлекло мое внимание. Даже Лена сегодня сидела одна за столиком в то время как Вольфганг что-то обсуждал с другими офицерами стоя в стороне. Затем он подошел к Лене и поцеловав ей руку вместе с другими мужчинами покинул заведение. Гельмута, который был самым заядлым посетителем, сегодня вообще не было видно. Под конец нашего невероятно длинного выступления я уже практически зевала, Светка тоже доигрывала уже как догорающая свечка, и когда последний офицер покинул ресторан мы с непередаваемой радостью чуть ли не вприпрыжку просто улетели со сцены.
– Ой, девчонки, а пойдемте сегодня домой пешком? Вечер такой прекрасный, на улице тепло так! Луна ярко светит. Прям хочется жить, – улыбаясь прочирикала как никогда веселая Ленка, обняв нас по очереди и чмокнув в щеку Льва Давидовича.
Мы переглянулись, и Светка хмыкнула:
– Ну раз уж ты в таком настроении хорошем в первый раз за все то время, что мы здесь находимся, то тут грех отказывать тебе.
Мы с девчонками под руку с Львом Давидовичем, который для нас теперь был словно отец, настолько он беспокоился за каждую из нас, настолько он проникся нашими переживаниями, радостями, горестями и надеждами. Этот нескончаемый сосуд великолепных идей, взрывного характера, непоколебимой веры в жизнь и в то, что завтрашний день настанет, давал нам ощущение защищенности и теплой, надежной мужской руки рядом. Как ему это удавалось, этому невероятному человеку, который каждый день ходил по лезвию ножа, зная, что в любую минуту его могли просто-напросто вычеркнуть из завтрашнего дня только потому, что он был евреем, мы не могли понять этого. Благополучно пройдя проверку ночного патруля, поскольку для передвижения по городу Вольфганг нам выдал пропуски, по которым мы могли ходить по улице не обращая внимание на комендантский час, мы неспешной походкой шли по пустынным улицам города, тихо рассказывая различные истории из жизни, посмеиваясь над непонятными нашему свободолюбивому и взрывному характеру привычками немцев, рассказывая о своих мечтах и таких призрачных, но желанных планах в случае того, если наша страна победит в войне, а никто из нас в этом не сомневался.
Подойдя к дому, я шикнула на всех, и сказала:
– Ребята спят уже. Давайте тихонько, время уже позднее, пусть отдыхают.
– Ага, отдыхают, – едва сдерживая улыбку проговорила Светка.
– Свет, – с укором зашипела на подругу я.
– Да что Свет! А то, поди, никто не знает из нас!
– Господи, беременных нам только не хватало сейчас, – недовольно пробурчал себе под нос Лев Давидович, толкнув калитку и пропустив нас вперед.
Мы как мыши прошли в дом, тихонько зашторили шторы и зажгли свет. Я повернулась в сторону кухни и улыбка сползла с моего лица. На полу лежал Лешка в луже крови.
– Лешка! – закричала я, в ужасе подбежала к парню и стала на колени, пытаясь приподнять его.
Лев Давидович помог мне и вместе с ним мы уложили парня на кровать.
– Кажись живой, – нащупала я едва уловимый пульс.
Света с Ленкой стояли словно вкопанные и с ужасом смотрели на нас.
– Чего стоите? Воду быстро! – заорала я.
Светка метнулась за горячей водой на кухню, Ленка же принесла вату и бинты. Внимательно осмотрев парня, я поняла, что ранен он был в плечо хоть и не серьезно, но крови потерял предостаточно и приди мы хоть на пол часа позже, то мы ему ничем уже помочь не смогли бы. Обработав и туго забинтовав рану я с окровавленными руками повернулась к девчонкам и прошептала:
– Девочки…Катюша!
Ленка закрыв глаза застонала и рванула на улицу, я побежала следом за ней.
– Лен, подожди! – догнав подругу я схватила ее за руку. – Ты куда!? Мы ведь не знаем, где она может быть!
– Он обещал мне, что никого из вас не тронут! – рванула она руку и быстро направилась по направлению к тому дому, где квартировал Вольфганг.
Быстро взбежав по ступенькам на третий этаж, Ленка затарабанила в дверь, я же стала поодаль, с ужасом понимая, что здесь искать поддержки нет смысла.
– Ты чего тарабанишь? – проскрипела одетая в ночную сорочку пожилая женщина, выглядывая из квартиры напротив. – Он еще с вечера не возвращался. Я всегда чутко все слышу, кто пришел, кто ушел. Не было его еще. Так что не тарабань!
Ленка застонала, обхватив голову руками, затем кивнула мне, и мы вышли из дома.
– Он в комендатуре может быть, – нервно теребя конец пояса сказала она. – Надо туда идти.
Не проронив больше ни слова, мы поспешили в самый центр проклятого немецкого гнезда. Уже подходя к зданию мы увидели, как из дверей выходит Вольфганг в сопровождении какого-то офицера, которого мы здесь никогда не видели. Я не особо разбиралась в званиях, но то, что этот седовласый немец был выше по званию, было очевидно. Ленка рванула к Вольфгангу так быстро, что я даже не успела ее остановить. Выругавшись я побежала за ней с ужасом смотря на то, как моя темпераментная подруга подлетела к немцу и ухватив его за китель заорала, заливаясь слезами:
– Ты мне обещал! Ты обещал, что никого не тронут! Как ты мог! – кричала она, совершенно не обращая внимание на стоящего рядом другого офицера.
Я тихонько подошла и с ужасом потирая лоб просто не представляла, чем это все закончится для всех нас. Вольфганг после минутного замешательства пришел в себя и схватив Ленку за запястья рявкнул на нее:
– Успокойся, Лена! Не кричи и объясни, что случилось?!
Но Ленка под действием эмоций не могла ничего выговорить и захлебываясь рыданиями повисла на руках офицера.
– Что такое, София? – заорал тогда немец на меня.
Я испуганно прям подпрыгнула от его такого бешеного ора и едва сдерживая слезы сказала:
– Лешу подстрелили у нас дома. И Кати нигде нет, той, которая