всё равно будем пробовать.
– Это благородный поступок, – искренне сказал Макс.
– Не знаю, как насчёт благородства, но я уже в том возрасте, когда хочется отдавать… Леонид! Да ты никак только с одной палкой ходишь?!
Лёня стоял в дверях и весь светился:
– Да. И по школе хожу. Летом, может быть, даже на велосипеде буду кататься.
– Обязательно будешь, – Макс с любовью смотрел на сына, – Садись к столу…
Макс прислушался, всмотрелся в чёрное окно:
– Кажется, машина. Сейчас я приведу Милу сюда.
Он вернулся через минуту, за ним шли Алекс и Амелия.
– Садитесь, садитесь, чаю попьём… – суетился Макс.
Мила села рядом с мужем, он обнял её за плечи.
– Пироки не путу. Мы на тиэте.
Макарыч фыркнул:
– Вы и так хороши, без всяких «тиэт». Нам с Максом вся деревня завидует – какие у нас женщины!
– Не уковаривай.
– О, да! Две такие вот, с позволения сказать, «толстушки», посидели на диете и теперь со святыми разговаривают накоротке… Господи, прости меня неразумного, – он с печальным раскаянием посмотрел на потолочную балку.
– Это не повот тля шуток, Антрей!
– Какие уж тут шутки! Вот бы узнать, кто им насоветовал эту аконитовую диету да к ответу привлечь!
– За такое не привлечёшь, – Макс бросил короткий взгляд на Алекс, – Идеальное убийство.
Макарыч озадаченно на него смотрел:
– Убийство? Что это тебе в голову пришло? Несчастный случай, трагический, не спорю, но не более того…
На улице послышался звон разбитого стекла, Алекс приподнялась со стула:
– Что это…
Макс хотел было идти во двор, но на крыльце застучали быстрые шаги, потом скрипнула дверь, в кухню вбежала Фира, остановилась, обвела всех взглядом:
– Саша… У тебя гости…
Алекс подскочила:
– Проходи, Фирочка! Что случилось?
– Так… Ничего… Зашла на огонёк, – пробормотала Фира.
На ней было одно тонкое намокшее от дождя платье в цветочек и домашние тапочки на босу ногу. Она потрясла своими длинными мокрыми кудрями, во все стороны полетели капли.
Потом она всем телом прижалась к печке, как раньше это сделал Вальтер, вздохнула, медленно произнесла:
– Она сведёт меня в могилу.
– Кто? – в один голос спросили Мила с Алекс.
Макарыч шумно прокашлялся:
– Леонид! Раз уж я тут, то покажи-ка мне те учебники по шахматам, про которые ты говорил. Они и, правда, такие старые? Что-то я сомневаюсь, ты, должно быть, ошибаешься…
– Совсем я и не ошибаюсь! – возмутился Лёня, вставая, – Пойдёмте! Это книги ещё папиного дедушки! Он родился здесь, в Березени, и стал очень известным и уважаемым человеком…
Лёня захромал из кухни, Макарыч следом:
– Что ты говоришь! Как интересно…
Макс посмотрел на Эсфирь:
– Будешь чай?
– А коньяку у вас нет?
– Есть! – сказала Алекс, пошла в гостиную, вернулась с коньяком.
Фира замотала головой:
– Нет, не нужно открывать для меня целую бутылку…
– Что уж теперь, – сказала Алекс, со скрипом прокрутила крышку. Потом достала из шкафчика первые попавшиеся разномастные стаканы, в три из них плеснула на дно, Фире налила больше половины. Все разобрали стаканы, как на поминках, молча, не чокаясь, выпили.
– Кто тепя светёт в мокилу?
– Эта проклятая ведьма, – Фира цедила остатки коньяка, – Его жена.
Макс нахмурился, сказал, глядя в пол:
– Снежана мухи не обидит.
Фира вдруг радостно, по-детски рассмеялась, Алекс с Милой подпрыгнули на своих стульях.
– О, да, Паша! Эта снежинка умеет притворяться такой тихой и беззащитной, что ей нельзя не верить! – она перестала улыбаться, налила себе коньяку, залпом выпила, зло заговорила, – Она сломала ему жизнь! И продолжает ломать, ломать! Я люблю его так, что мне дышать порою больно, но если б я знала, что он счастлив с ней, то больше на него даже не взглянула бы! Но он несчастен страшно, глубоко… – у неё сорвался голос, – Честнейший, благороднейший человек, такой мягкий, чуткий, нежный… наивный, как ребёнок… всю жизнь страдает… А она умная, хитрая змея! – она налила ещё.
– Тевочка моя, ты хочешь совсем опянеть?
– Я не опьянеть хочу, а умереть! Я… я жить без него не могу, а эта тварь приковала его к себе цепями! Кандалы! Он пытался от неё уйти, и не единожды, и всякий раз, когда он это делал, она прыгала в окошко, но заметьте – так ловко, что нигде не повредилась!
– Ты несправедлива, – не глядя на неё, сказал Макс.
– Я знаю, Паша, что ты её жалеешь. Это твоё право. А моё право не верить ей. Это она растрезвонила по всей деревне, что я сплю с её мужем, и Ивану об этом при каждой встрече говорит, вот он и лезет на стенку! – она заговорила спокойнее, – Сегодня я ему сказала, что подаю на развод, но он не соглашается!
– Почему? – изумилась Алекс, – Раз уж он знает про вас с Владиком…
– Почему! – усмехнулась Фира, – Всё просто, Саша. Ведь тогда придётся делить имущество, и он орал весь вечер, что скорее убьёт меня, чем продаст родительский дом.
С улицы громко постучали. Макс и Алекс переглянулись, Мила прошептала:
– Это Иван… Что телать путем?
Фира поднялась, одёрнула подсохшее платье:
– Это не Иван. Это Влад за мной пришёл.
Макс встал в дверях кухни:
– Фира, не дури! Это твой муж. Я не впущу его, не бойся. Влад не может знать, что ты тут. Да и знай он, то всё равно сюда бы не пошёл.
– Дай мне пройти, Паша. Это Влад. Он всегда знает, когда нужен мне, – она обернулась на пороге, – Не сердитесь, девочки, за то, что я вам вечер испортила…
Макс прошёл несколько шагов следом за Фирой, остановился в прихожей. Она открыла входную дверь. Возле крыльца, под проливным дождём, стоял Влад Покровский.
Фира спустилась к нему, он, ни слова не говоря, снял свою куртку, надел на Фиру, обнял её за плечи, они быстро пошли со двора.
Макс вернулся в кухню.
– Это и, правта, пыл Влатик?
Макс кивнул.
Алекс развела руками:
– Уму непостижимо! Как он догадался, что она у нас?
– Знаю как, – невозмутимо сказала Мила, но зацепилась взглядом за тазик с пирогами, – Шура, тавай по пирошку съетим, а завтра раскрузочный тень стелаем. И ещё попекаем с утра, если тожтя не путет.
Алекс решительно кивнула. С минуту они, молча, наслаждались запретной сдобой.
– Знаю как, – повторила Мила, доев пирожок, – Он как-то узнал, что у них скантал, он пыл рятом, чтоп помочь. Он так люпит её!
– Очень любит, – сказала Алекс.
Макс налил себе коньку, одним махом опрокинул, вытер губы.
– Вы сейчас это всё серьёзно говорите или просто решили меня позлить?
– О чём ты? – нахмурилась Алекс.
– Да всё о том же, любовь моя!