алкоголя. И это по-настоящему трудно и страшно – честно, прямо посмотреть на свою жизнь. И стыдно, когда понимаешь, что ты не уникальная страдающая снежинка, а обычный алкоголик. Но это хорошие новости. Потому что если среди алкоголиков есть те, у кого получилось жить иначе, значит, это возможно. И значит, есть шанс, что у тебя тоже получится. Если перед тобой не тьма, пустота и экзистенциальный ад, а всего лишь расстройство, это, как ни странно, обнадеживает».
Я хочу также процитировать то место, где Аня пишет про торчащую ниточку, я просто обязан это сделать: «Много лет подряд меня преследовало смутное чувство, что в моем способе существовать есть какая-то критическая ошибка. Главный фатальный баг, от которого сыпется вся остальная жизнь. И если его найти, сформулировать и устранить, то у жизни появится смысл и цельность, я буду лучше понимать, кто я и чего хочу на самом деле, а не просто дрейфовать через будни. Таким багом оказался алкоголь. Хотя позже выяснилось, что багов больше, а зависимость от алкоголя – просто торчащая ниточка, с которой можно начать распутывать все остальное. И в этом смысле людям с зависимостью очень повезло. Парадоксально, но пройти через зависимость – это привилегия. Потому что, в отличие от миллионов других людей, у которых в жизни "что-то не так", людям с аддикцией совершенно понятно, что именно не так и с чего начинать».
В те годы я замечал у себя странную симпатию к зависимым, но не мог понять, в чем ее причины. Вальтер Беньямин как-то заметил: «Наркоманы, находясь под воздействием наркотика, становятся очаровательны»[74]. Может быть, и так. Может, алкогольное опьянение или наркотическое одурманивание создает ауру притягательности и Беньямин, несносный вуайерист неуравновешенной эпохи, ранимый интеллектуал, склонный к депрессии, злоупотреблению психоактивными веществами, импульсивным поступкам и любовной тоске, говорит именно об этом. Но нет, я не любил и не люблю общаться с людьми, которые находятся под кайфом: мне скучно смотреть, слушать и тратить время на жалкие ужимки разжалованной до опьянения души. А вот протрезвевшие аддикты как-то по-особому притягательны. И лишь относительно недавно, возвращаясь к теме «особой притягательности», я обнаружил, что многие мои пациенты с совсем другими расстройствами – с пограничным расстройством личности, с биполярной или униполярной депрессией, с разнообразными тревожными расстройствами – мне симпатичны. И я понял почему: потому что эти люди не согласны безропотно нести груз страданий. Потому что хотят разобраться, что в их жизни пошло не так. Потому что они вопрошают саму жизнь: «Что ты такое?» Потому что они задают самый важный вопрос: «Стоит ли жизнь того, чтобы прожить ее?»[75] И наконец, потому что они становятся теми, кто ищет и находит ответ на этот вопрос. А если не находит, то продолжает искать. Homo inquirens – человек ищущий – вот он, герой, которого я вижу в каждом из них.
Сейчас я думаю, что это каким-то образом повлияло на то, как я понимал программу многомерных поведенческих изменений и почему назвал ее «Привилегия». Само название подчеркивало эксклюзивность ищущего человека и его поисков. Олегу же это название не очень нравилось. «Потому что, – говорил он, – поиск в интернете по запросу "привилегия" будет приносить всякие там предложения персонализированных услуг. А это не то, с чем мы стремимся ассоциироваться. Мы создаем не службу монетизации тщеславия, а социально полезный проект». Что ж…
6
Шли месяцы. Разработчики колдовали над приложением. Маркетологи продвигали нас на разных площадках. Я на каждой встрече внимательно слушал Олега и Аню, пытаясь ориентироваться в терминологических джунглях страшного цифрового мира. «Как же это сложно! – думал я. – Как много смысловых измерений мы должны охватить, исследовать, как много верных решений обязаны принять, как много препятствий преодолеть, чтобы донести до людей ценность нашей программы! Раньше я работал себе и никого не трогал: был добросовестным врачом, шел на работу, возвращался домой, читал книги, играл с детьми, ложился спать… А сейчас? Я даже не знаю, как отличить и отделить друг от друга разные стороны жизни. Стерлась граница между работой и неработой, все превратилось в одну сплошную кашу: семья, друзья, психиатрия, наркология, психотерапия, терапевтическая группа, обучение, коллеги, пациенты, друзья, чаты, программа, интернет-площадки, статьи, интервью, ток-шоу, семья…»
В вихре разбушевавшейся реальности я старался держать в фокусе то, что мы развиваем социально полезный проект, что он должен помогать людям, что при этом он должен быть прибыльным – это нам позволит выйти на серьезных инвесторов, получить большие деньги, масштабировать программу, распространить ее по всему миру. И тогда намного больше людей получат возможность исследовать свои отношения с этанолом и другими аддиктивными веществами, меньше времени будут тратить на колебания и как можно раньше приступят к решению накопившихся проблем, заручившись информационной, мотивационной и просто человеческой поддержкой. Я держал это в фокусе, когда мы обсуждали unit-экономику, индекс потребительской лояльности и прочие бездушные термины. Я напоминал себе: все в порядке, мы создали продукт (внутри меня что-то сокрушалось: «Продукт? Продукт?»), мы изучаем обратную связь целевой аудитории (чью-чью?), мы ищем PMF. Программу «Привилегия» мы «упаковали» в приложение, перебрали несколько названий и остановились на варианте Sober One. Мне не нравилось новое название, но теперь и старое тоже не нравилось: кажется, я перестал трепетать от удачно подобранных слов и хотел только одного – чтобы наши усилия приносили плоды.
В самом начале работы над цифровым воплощением программы мы понимали, что нас ждут ошибки, провалы, разочарования. Кажется, у нас одни ошибки и были… хотя ладно, ладно, обойдусь без брюзжания. Предоставлю право брюзжать Олегу, у него это лучше получается. В 2020 году в посте на vc.ru он рассказал все сам:
«Мы придумывали наш продукт как "умный способ бросить пить" – с твердой научной основой, без религии, для современного сапиенса со смартфоном. Мы не осознали, что этот собранный на коленке онлайн-курс и есть наш MVP. Думали, это так – временное решение, а истинный продукт – наше мобильное приложение. Мы хотели сделать все, много, классно и сразу. Так что на разработку приложения нам понадобилось не полгода, а четырнадцать месяцев. Мы делали приложение. И даже не думали, что прототип на "левой" платформе уже обладает всеми свойствами. Если у продукта есть ценность, это будет видно, пусть даже MVP сделан из палок и палок. Примерно в этот период в наших умах кристаллизовалась новая фантазия. Нам захотелось создавать на базе нашей программы другие курсы, с помощью которых можно починить психику, отрастить новые привычки, наладить питание, сон. Словом, хакнуть все поведенческие проблемы и стать настоящим джедаем. Так мы сделали пробный курс для осознанных родителей (он стух, конечно же. Хотели сделать курс про осознанное питание, управление эмоциями, совладание со стрессом. Познакомились с потрясающими специалистами, все согласились, что было бы здорово делать что-нибудь вместе. В итоге было сделано ноль. Через полгода метаний мы поняли, что потратили кучу времени и потеряли фокус. Наконец, переехали с чужой платформы на собственную веб-версию приложения. Фримиум состоял из десяти базовых упражнений для знакомства с Sober One, тестов для самодиагностики, дневника и счетчика трезвых дней. Платная же версия представляла собой натуральный портал в мир нейробиологии, аддиктологии и когнитивно-поведенческой терапии. В ней было несколько десятков упражнений, психометрические тесты, более ста статей, видеоролики, фильмы, комьюнити, поддержка психологов и много других фич».
Олег кое-что забыл добавить. Что же. Ах да, конечно: мы с ним финансировали проект из своих средств и оба опустились до крайней нищеты.
7
Может показаться очевидным, что вся эта стартап-лихорадка помогла мне освоить философию предпринимательства и научила чему-то дельному. Боюсь, что нет. Спросите меня, что такое MAU, – я не отвечу. Даже не буду гуглить[76]. Сожалею, что не изучил должным образом весь этот eHealth. Но и без дела тоже не сидел: штудировал нейробиологию, психиатрию, третью волну когнитивно-поведенческой терапии. Непрестанно общался с людьми в чатах Sober One. Это происходит уже так давно, что я и не