Читать интересную книгу "Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление - Марго Морган"

должны сохранить право на инакомыслие» [Ibid.: 96]. Если публике больше не разрешено взаимодействовать с театром, будучи способной на него реагировать, тогда зачем вообще нужна публика? Тайней сохраняет веру в театр, который сможет предложить новые возможности для политического сообщества. Он считает Ионеско воплощением нового типа угрозы прогрессивной политике: апатии, уныния и бесконечной деморализации.

Через неделю после выхода второй статьи Тайнена об Ионеско журнал «Обсервер» опубликовал на ту же тему статью Орсона Уэллса, который поддержал критику Тайнена, отчитав Ионеско за то, что он не осознает социальные и политические последствия его «антиполитического» искусства:

Не «политика» является заклятым врагом искусства, а нейтралитет, который лишает нас чувства трагедии. Нейтралитет – это такая же политическая позиция, как и любая другая. О его практических последствиях размышляли многие из коллег-поэтов г-на Ионеско в единственно настоящей башне из слоновой кости, возведенной в нашем веке, – в концентрационном лагере[154].

Уэллс завершает свою критику, излагая суть политической позиции Ионеско: «Объявить руководство некомпетентным, и после этого настаивать на том, чтобы “управление” мировыми делами осуществлялось исключительно этими некомпетентными лицами, значит признать глубокое отчаяние» [Ibid.][155].

Традиционная роль театрального критика имеет смысл только в том случае, если предполагается, что драматург намерен создать у аудитории особый тип впечатления. Независимо от того, носит ли этот опыт дидактический, эмоциональный или культурный характер, он предназначен для того, чтобы каждый мог его разделить. Задача критика состоит в том, чтобы оценить как актуальность, так и эффективность производимого впечатления. Отрицая социальную роль театра, Ионеско отвергает также и предпосылку, на которой базируется театральная критика. Его намерение – заставить аудиторию что-то почувствовать, о чем-то подумать, при этом он утверждает, что у него нет желания контролировать их понимание. Он выступает против коллективного опыта театра на том основании, что попытка осуществлять такой контроль над другими означает пытаться доминировать над ними. В театре Ионеско нет места критике, основанной на традиционном понимании пьесы как наставления, как катарсиса или как социально значимого проекта. Единственная критика, устраивающая Ионеско, – это та, которая оценивает пьесы «по-своему»: что именно это означает, даже Ионеско не может ясно объяснить. Ионеско, очевидно, не только лишил театр социального содержания, но в своих ответах критикам он также опасно близко подошел к тому, чтобы заявить, что все публичные разговоры и споры о театре противоречат его «истинному» творческому духу. Такая позиция не просто защищала его от всей возможной критики. Она также способствовала полному отделению театра от всего остального мира[156].

Очевидно, что у Ионеско была совсем другая концепция «политики», нежели у его оппонентов. Ссылка Тайнена на покупку сигарет как на политический акт указывает на то, что для него политика – это способ, с помощью которого люди решают, что они ценят и в каком мире хотят жить. Решения, принимаемые в ходе повседневной жизни, – с точки зрения того, что покупать, что говорить, как действовать, – оказывают влияние на мысли и поведение других людей, и поэтому они должны быть обдуманными. Для него, как и для многих других, «все является политическим», поскольку, как писал Гарольд Лассуэлл, политика – это «кто, что, когда и как получает» [Lasswell 1936]. В такой концепции выбор имеет значение, поскольку структура мысли и действия может измениться, институты можно реформировать, а людей можно убедить думать и действовать по-другому. Однако для Ионеско повседневный выбор так же не имеет смысла, как выбор политической партии или решение идти на войну. Вся социальная жизнь заканчивается тиранией, и единственная свобода для человека существует только в царстве одиноких мечтаний. Для него прогресс невозможен, и нет качественной разницы между демократическим режимом и тоталитарным. Как он пишет в последнем ответе Тайнену:

Я также думаю, что человек может не быть социальным существом. Ребенку очень трудно адаптироваться в обществе, он борется с ним и ему трудно приспособиться… И ребенку трудно приспособиться к обществу потому, что в природе человека есть нечто, что должно вырваться из социального порядка или быть отчужденным от него.

Он продолжает развивать мысль Сартра: «Общество – это ад, а ад – это другие люди. Мы были бы очень рады обойтись без них»[157]. Однако, в отличие от Сартра, который наслаждался опытом общественной жизни в оккупированной Франции и всю жизнь пытался примирить политику с философией, чтобы соединить свободу личности с опытом общества, Ионеско не может представить ситуацию, в которой человеку было бы полезно сотрудничать с другими. Как объясняет Ламонт, для Ионеско «группы не обладают сознанием; они либо слепо подчиняются, либо ведут за собой стаю» [Lamont 1993: 125]. В то время как для Тайнена арендтская политика не только возможна, но и является целью «политики» в общепринятом смысле, для Ионеско она категорически неосуществима.

«Носорог» и новая эра в творчестве

Невозможно точно ответить, повлиял ли лондонский спор на творчество Ионеско. Во всяком случае, в 1960 году, через полтора года после сражения на страницах «Обсервера», в Париже состоялась премьера постановки пьесы Ионеско «Носорог». Один из главных оппонентов Ионеско во время лондонского спора, Орсон Уэллс поставил пьесу в Лондоне несколько месяцев спустя. С театральной точки зрения «Носорог» символизирует начало более сложного периода в творчестве Ионеско. «Носорог» опирается на контекст тоталитаризма и построен в традиционном трехактном стиле и имеет четкую структуру: начало, середину и конец; по крайней мере одного (а некоторые могут утверждать, что двух или трех) персонажа с уникальным характером; и арки персонажей, которые соотносятся с сюжетом, основанным на действиях и достигающим кульминации. Использование традиционной структуры позволяет дать зрителям почувствовать тот уровень комфорта, который необходим для наилучшего восприятия фантастических элементов спектакля: знакомые миру носороги достаточно, но не слишком, шокируют. Таким образом, Ионеско может донести свое драматическое послание, не теряясь в мире логических ошибок.

Тем не менее, несмотря на всю драматическую сложность, пьеса «Носорог» остается антиполитическим произведением. Хотя пьеса посвящена актуальной политической теме – подъему фашизма – с явным автобиографическим отголоском для Ионеско, основное послание пьесы «Носорог» такое же, как и в ранних пьесах Ионеско: мы все одиноки, и любая попытка бороться с изоляцией, лежащей в основе человеческого опыта, неизбежно приводит к тирании. Социальная организация эквивалентна доминированию, и единственный выход из мира носорогов – то есть из звериного политического мира – это смерть.

Центрального героя пьесы зовут Беранже (это имя носят главные герои многих пьес Ионеско, которых критики считают альтер эго самого Ионеско)[158]. Беранже, алкоголик, апатичный сотрудник типографии, становится свидетелем превращения многих местных горожан в