— Считай, я тебе её дарю.
— Обожаю донашивать за старшим братом.
Я рассмеялась.
— Вот и правильно, нечего хорошей вещи пропадать. Кстати… — Я потянулась через стол к тарелке с шоколадным печеньем, которое испекли Полина с няней, и пододвинула ее к себе. — Ты видел, сколько они сделали? Тут на всех жильцов дома хватит. И еще останется.
Отломила кусочек и закинула в рот.
— Ммм, вкусно.
Тони ухмыльнулся.
— Не один здесь я, значит, помираю с голода.
— Тебе однозначно стоит его попробовать.
— У меня руки грязные.
— Иди сюда, — позвала я.
— Я не люблю сладкое.
— Это преступление, не съесть печенье, испеченное твое сестрой в самом Париже. Давай, не разрушай образ идеального брата.
— А ты упорная.
— Как будто для тебя это новость.
Он наклонился и осторожно откусил прямо из моих рук. Мы стояли слишком близко. Вернее, он стоял, а я все еще сидела на барной стойке. Так что наши глаза находились почти на одном уровне.
Уже не в первый раз я чувствовала, как его взгляд, скользнув по моему лицу, остановился на губах и против воли приоткрыла их.
Вдох. Выдох.
Я протянула руку, убрать челку, упавшую ему на лоб, но он вдруг отстранился. Слишком резко. Как будто я током его ударила.
Столько раз я прикасалась к нему. Так просто. Случайно. Намеренно. Могла дотронуться, обнять, даже сесть на колени. И он не был против. Однако теперь я видела причину в его глазах.
Могла ли я ошибаться?
По шее пробежал озноб.
Антон отвернулся, возвращаясь к готовке. А я согнула одну ногу в колене, обнимая ее, и чтобы занять руки, принялась теребить край штанины. Неловко как-то вышло. Нужно просто сменить тему...
— Когда я была маленькой, по выходным мы всегда смотрели кино, — вдруг начала рассказывать я. — И был у мамы любимый фильм, может помнишь, «Сабрина». Она дочь шофёра, обслуживающего богатое семейство, и влюблена в одного из сыновей, разгильдяя Дэвида. И вот, в один из дней, чтобы избавить дочь от любовных страданий, отец посылает её в Париж. Этот город возрождает её, — улыбнувшись, произнесла я. — С тех пор я представляла, как со мной случится так же. Я приеду сюда, но не так, как в детстве, с родителями. Сама. И что-то изменится. Что-то очень важное. А потом эти твои слова в парке аттракционов, что все решает судьба...
Я усмехнулась.
Наверняка он подумает, что за глупости.
Антон проверил мясо в духовке, и встал напротив.
— Я не смотрел этот фильм, — признался он. — Но, наверное, ты права, что-то в этом городе есть. Может, людей и правда сюда ведет судьба. Потому что я себя на Елисейских полях уж точно не представлял. И вот я здесь.
— А где ты мечтал оказаться?
— Даже и не знаю.
— А в детстве?
— Честно, никогда даже не думал об этом.
— А я с юности представляла, что выйду замуж очень рано. За прекрасного принца. Разве что даже в школьные годы уже понимала, лошадь ему ни к чему, гораздо полезнее контрольный пакет акций или собственный ювелирный дом. Тут мама мои мечты чуть подкорректировала.
Я рассмеялась.
— Ну, твоя мечта практически сбылась, — ответил Тони.
— Да, но в глубине души я как Сабрина все равно мечтала сбежать в Париж. Одна. И ну его, этого принца. Я, наверное, ерунду рассказываю?
— Совсем нет.
Прозвонил таймер.
И наступило молчание. Приятное, на самом деле.
Ужин получился простой, но сытный. Антон приготовил ребрышки, просто потрясающие на вкус. И несмотря на то, что очень сомневалась, что такая еда в два часа ночи может пойти на пользу, не смогла отказаться.
— Раз ты готовил, я мою посуду, — сказала я, собирая стоящие на столе тарелки и направляясь к раковине.
— Возьми фартук. Будет жаль, если испортишь платье.
— Оно не такое уж дорогое, — отмахнулась я рукой в белой пене.
— Зная тебя, Адель, я в этом очень сомневаюсь.
— А зря.
Я почувствовала, как он встал сзади, обхватывая меня руками и оборачивая пояс вокруг талии. Невольно задержала дыхание.
Хотя мы были знакомы давно, я никогда не видела его татуировок. Обычно их закрывали длинные рукава. Теперь же я могла тщательно рассмотреть, как от запястья, оплетая его словно браслет бежала дорожка из узоров, переходящая вверх к предплечьям, на которые были нанесены то ли строчки из книги, то ли стихи. Прочитать я не успела, потому что Антон убрал руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Хочешь посмотреть? — спросил он, поймав мой заинтересованный взгляд.
Я кивнула и он, опершись бедром на столешницу, завел руки за шею, ухватился за ворот и стянул майку через голову. Теперь я видела, что причудливые узоры и линии бегут гораздо дальше — к плечам, соединяясь на затылке. Ниже лопаток татуировок не было.
— Вот эту я набил первой. Мне шестнадцать было, — произнес Антон, указывая на языки пламени на его плече.
— Но это же незаконно!
Он лишь улыбнулся.
— Я тебя умоляю. Главная проблема была только в том, что мама меня за нее из дома выгнала. Я три недели спал на полу в комнате Виктора. Иногда в сарае.
— Она у тебя строгая? — спросила я, разглядывая узоры. Мне хотелось прикоснуться к ним, но я не решалась.
— Не то что бы, — ответил Антон. — Просто не понимала. До сих пор не понимает. Смирилась, наверное.
— Vivere est vincere, — прочитала я вслух фразу на его груди.
— Жить значит побеждать, — перевел он.
— Занятно. А эта? — спросила я, указывая на нотный стан, сквозь линии которого прорывалась птица. — Что она значит?
Он ухмыльнулся.
— Это самая последняя.
— Она самая маленькая, — подметила я.
— Да. К тому моменту у меня были набиты остальные. Каждая из них что-то значила. А эта… — он на мгновенье замолчал, пожав плечами. — Я сделал ее в тот день, когда понял, что впервые влюбился. Чтобы запомнить.
— Как романтично, — улыбнулась я, касаясь черных тонких линий. — Ты конечно же не скажешь мне, кто она?
— Даже не мечтай, — покачал он головой, и что-то внутри заскреблось. Глупое чувство. Наверное, я этой девушке даже завидовала.
Виктор никогда не рассказывал про подружек Антона. Сам он тоже не распространялся. Наверное, он был сильно влюблен, раз решил оставить след о ней на своей коже. Чтобы сменить тему, я спросила:
— Было больно?
— Сильнее, чем ожидаешь, точно, — рассмеялся парень. — Особенно на боку и запястьях.
— Зачем тогда ты продолжал делать это раз за разом?
Антон смотрел на меня неотрывно.
— Некоторые исцеляются болью, — ответил он так, словно закладывая внутрь, особый, скрытый смысл. Но задать новый вопрос не дал, скомандовав: — Твоя очередь.
— Что?
Я рассмеялась.
— У меня нет татуировок. Представляю, что сказали бы родители, выкини я такое. Но раз уже ты поделился со мной секретом, я тоже расскажу тебе кое-что, о чем никто не знает.
Я отошла на шаг, встав в центр прохода, развязала фартук и медленно покружилась.
— Это платье я сшила сама.
Тони вскинул брови.
— Ого, — произнес он. — А Виктор в курсе?
— Я хотела рассказать ему в поездке. Боялась рассказать, на самом деле.
— Почему?
— Не думаю, что он одобрит, — грустно улыбнулась я. — По крайней мере родители сказали, что это не тот бизнес, куда следует вкладывать силы и деньги.
Он покачал головой, нахмурившись.
— А по-моему, бред. Мне кажется, ты очень талантлива. К тому же я не знаю никого, кто разбирался бы в моде лучше тебя.
— Считаешь?
— Уверен.
Я улыбнулась, тихо благодаря. За окном едва занимался рассвет.
— У нас самолет через пару часов, надо будить Полину.
Тони поднял со стола майку и кивнул.
В самолете, положив голову на его плечо, я закрыла глаза и практически сразу погрузилась в сон.
Париж остался в Париже. Но один из его огней попал в меня, прорастая внутри особой теплотой. Спокойствием, которому еще никогда в жизни не было равных. И засыпая, я слышала в голове строки из того самого фильма*: