вышла замуж за господина Дональда.
Брут: Тш-ш-ш… (Оглядываясь на дверь в бильярдную, громким шепотом). Между прочим, это было тридцать лет назад. Бедняжка умерла во время родов и для всех, кто ее знал, это был страшный удар. Дональд с тех пор запил и пил, не переставая, до самой смерти. Но все это, повторяю, было тридцать лет назад и никакого отношения к смерти Дональда не имеет.
Следователь: Вы так горячитесь, что невольно начинает казаться, что вам есть что скрывать, господин Брут… Впрочем, мне показалось, что у вас вообще почему-то не слишком любят распространяться об этой истории, как будто в ней есть что-то не совсем приличное… Вы случайно не знаете, почему?
Вербицкий: Скажи ему, Брут.
Брут: А что, по-твоему, я могу ему сказать?.. Что несколько дней спустя после смерти Дональда поползли слухи, что его призрак видели в разных местах несколько человек?.. Или что наш Гонзалес сидит здесь в ожидании, когда призрак Дональда соблаговолит пройтись перед нами во всей своей красе?.. Я не придаю значения этим бабским сказкам, однако, тем не менее, полгорода уверены, что мертвый Дональд разгуливает по ночам по нашим улицам, а другая половина смеется над ними, но почему-то покрепче закрывает ставни и опасается выходить в сумерках на улицу.
Следователь: Призрак?
Брут: Да, господин следователь. Призрак… Странно, что вам об этом еще никто не доложил.
Следователь: Вы имеете в виду призрак, в смысле… привидение?
Брут: Вот именно. В этом самом смысле.
Следователь: Занятно. (Задумчиво). Призрак, в смысле привидения… (Медленно идет по сцене, сцепив за спиною руки). Призрак, призрак, призрак… Но ведь это всего только суеверие, господин Брут… Суеверие и ничего больше.
Брут: И тем не менее, господин следователь.
Эпизод 10
Из бильярдной появляется Николсен.
Николсен: Я вдруг услышал, что вы говорите о призраке, господа, и не смог удержаться, чтобы не выйти… Еще раз здравствуйте, господин следователь… Похоже, вы уже в курсе?
Следователь: Боюсь, что все сведения подобного рода относятся к служебной тайне и не подлежат разглашению, господин корреспондент.
Николсен: С каких это пор призраки вдруг стали служебной тайной?
Следователь: С тех самых, с каких господин Брут любезно сообщил мне эту любопытную информацию, а я посчитал нужным присовокупить ее к материалам проводимого мною следствия.
Николсен: Между прочим, если бы вы захотели, то могли бы прочесть об этом в нашей газете еще три недели назад.
Следователь: По роду службы я не читаю никаких газет, кроме «Правительственного вестника», господин корреспондент. А в нем, слава Богу, о призраках пока еще ничего не пишут.
Николсен: Боюсь, вы отстали от жизни, господин следователь. О призраках теперь пишут везде, где только можно.
Брут (возвращаясь за стойку бара): Бабские сказки.
Николсен (укоризненно): И вы, господин Брут.
Брут: И я, господин Николсен.
Николсен: Ну, тогда скажите мне, почему эти бабские сказки в один голос рассказывают пять человек, которые утверждают, что видели призрак старого Дональда своими собственными глазами. И при этом рассказывают это так убедительно и с такими подробностями, что у меня нет никаких оснований им не верить?.. (Достает из кармана блокнот, листая его). Вот факты, с которыми не поспоришь… Мадемуазель Клиштер видела призрак старого Дональда, когда он преследовал ее два квартала, когда она возвращалась из церкви… Мадам Якобсен видела, как призрак заглянул к ней в окно в то время, когда она готовилась ко сну… Ночной сторож с французской фамилией, которая кончается на «жу», наткнулся на призрак, когда тот выходил из стены, окружающей городской парк.... А что вы скажите насчет Анны Шмидт, в которую призрак швырнул ее ночным горшком и попал ей прямо в голову, отчего у нее до сих пор еще не прошел кровоподтек?.. А господин Глюстрис Младший?.. А сестры Лопес?.. Нет, нет, господин Брут. Вы просто не хотите признать очевидные факты, против которых не поспоришь.
Следователь: А вы, оказывается, хорошо осведомлены, господин корреспондент. (Бруту). Не возражаете, если я посижу здесь со своими бумагами?
Брут молча показывает на свободный столик в глубине кафе.
Николсен: Похоже, господин следователь, вас тоже не миновал так называемый синдром призрака…
Следователь: Что такое?
Николсен: Удивительная вещь, господин следователь… Человек не верит ни в Бога, ни в черта и вдруг начинает бояться темноты, потом избегает оставаться один, а затем начинает оборачиваться на любой шорох и смотреть, не протягивает ли уже к нему руки какой-нибудь выходец с того света… Другими словами, к нему возвращается то, что делает его человеком, то есть, страх божий, о котором он уже давным-давно позабыл…
Следователь (раскладывая бумаги): Это не про меня, господин корреспондент.
Николсен: Как знать, господин следователь. (Подходя к стойке бара). Можно мне еще немного виски, господин Брут?
Брут (наливая): Вы заговорили сегодня прямо как наш пастор, господин Николсен.
Николсен: Когда молчат люди, то глаголят камни, лежащие у дороги… (Прислушиваясь). И, между прочим, не только они…
С улицы доносится вой собаки.
Брут (негромко): У-у-у-у… (Спохватившись). Что вы пугаете людей, господин корреспондент?.. Это воет собака Розенберга.
Розенберг: Точнее, скулит.
Николсен: Вы уверены?
Брут: У нас в городе есть только одна собака.
Николсен: Вы имеете в виду собаку боцмана?
Брут (негромко): Тьфу на вас, господин Николсен.
Долгая пауза.
Брут вновь занят посудой, Розенберг – шахматами, Вербицкий продолжает читать газету. Николсен со стаканом в руке, медленно идет от стойки к окну и затем садится на свободный стул, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Из бильярдной доносятся голоса и удары шаров. Длится пауза.
Вербицкий (отложив газету, какое-то время сидит, глядя перед собой, негромко): Я все думаю, что вот есть же у нас в городе, слава Богу, своя пожарная часть. Небольшая, правда, всего из трех человек, но все равно, настоящая пожарная часть со всем, чему там полагается быть – с главным брандмейстером, со своей каланчей, с колоколом, телефоном и пожарной машиной. Потому что, как и везде, у нас тоже иногда случаются пожары, которые надо тушить, как например, в прошлом году, когда загорелся ничейный сарай с сетями возле старого маяка… И вот я думаю, а что, если наша пожарная часть вдруг сама загорится вместе со своей каланчей и пожарной машиной? Кто поедет тогда ее тушить, да и поедет ли вообще, вот вопрос?.. Но ведь кто-то же должен ее тушить, если она вдруг загорится?.. Верно?
Брут: Не думаю.
Вербицкий: И мне тоже, представь, стало в последнее время казаться, что никто ее тушить не станет… А знаешь почему?
Брут молчит, звеня стеклом.
Да, потому что царство, которое само в себе разделилось, не устоит. Так написано в одной книге, которую я читал так давно, что теперь даже не скажу в какой именно… Подумать только, как хорошо сказано. Царство, которое в себе разделится, не устоит… Это ведь не