Если вы еще держитесь на ногах и не роняете на пол вещи, то сделайте одолжение.
Николсен (поставив на стол стакан и аккуратно сняв шарманку со стены): Какая прекрасная работа… (Рассматривая шарманку). Могу поспорить, что она расписана настоящим мастером… Звери, ангелы, люди… Между прочим, в позапрошлом году я был в музее шарманок во Франкфурте и могу засвидетельствовать, что ваша шарманка ничуть не хуже тех, которые я там видел. К тому же она очень старая, сколько я могу судить. Может быть, она даже ровесница Моцарта. Кто знает. Вы не думали об этом, господин Брут? (Вешает шарманку на плечо).
Брут: Знающие люди говорили мне, что она стоит кучу денег.
Николсен: Можете даже не сомневаться. Целую кучу… Откуда она у вас?
Брут: Вы не поверите. Кто-то взял и оставил ее в позапрошлом году на подоконнике. Наверное, кто-нибудь из туристов.
Николсен: Невероятно… И вы не пробовали разыскать ее хозяина?
Брут: Если я начну разыскивать всех ротозеев, которые оставляют у меня свои вещи, у меня не останется времени ни на что другое.
Розенберг: Между прочим, наш пастор умудрился раскопать про эту шарманку кое-что любопытное. Какую-то смешную легенду, из которой следует, что конец света начнется тогда, когда эта шарманка заиграет сама по себе, то есть без помощи человеческих рук…(Быстро достает из заднего кармана брюк кипу и надевает ее). Конечно, это только легенда и притом не слишком точная, потому что все евреи знают, что конец света начнется тогда, когда Машиах заиграет на своей флейте, а вовсе не на какой-то глупой шарманке, которая висит где-то на краю света, в каком-то никому не известном кафе, у которого нет даже своего имени. Но, тем не менее, эта история кажется мне довольно любопытной… (Снимая кипу и вновь пряча ее в задний карман). Впрочем, все подробности вы можете узнать у самого господина пастора.
Николсен: Я непременно так и сделаю, господин Розенберг. (Осторожно поворачивает ручку шарманки).
Шарманка играет. Пауза.
Николсен: Даю руку на отсечение, что это Моцарт.
Брут: Возможно.
Николсен: Я почти уверен. Только не могу вспомнить, что именно. (Напевая, играет).
Эпизод 6
По винтовой лестнице спускается Тереза.
Тереза: Кто это тут играет на нашей шарманке?.. Это вы, господин Николсен?
Николсен: Это я, мадемуазель. (Играет).
Тереза (спустившись): Вот твои счета, папа. (Николсену). У вас хорошо получается.
Николсен (играя): Я стараюсь, мадемуазель.
Брут (листая счета): Все в порядке?
Тереза: (глядя на Осипа, занятого картами). Да, папа.
Брут: Ты уверена?
Тереза (продолжая смотреть на Осипа, негромко): Да, папа… (Осипу). Ты принес мне книги?
Осип молча показывает на стопку книг, лежащую на стойке.
(Дотронувшись до стопки, но не взяв ее в руки). Спасибо.
Николсен (перестав играть, снимает с плеча шарманку и вешает ее на стену): Бесподобно. (Садится за один из свободных столиков и достает блокнот).
Тереза: Не забыл, что обещал позаниматься со мной французским?
Осип: Только не сегодня.
Тереза: А когда?
Осип: Завтра.
Тереза: Ладно. (Помедлив). Только не забудь.
Из кухни, появляется Александра. Вытирая руки о передник, останавливается возле двери.
Осип: А вот и Александра… (Александре). Пойдешь с нами завтра на рыбалку?
Александра (почти испуганно): Завтра?.. Я не знаю. Наверное, нет. (Смотрит на Брута). Мы вроде завтра собирались капусту квасить… Да, господин Брут?
Брут (занимаясь счетами): Возможно.
Осип: Тогда послезавтра.
Вербицкий: Между прочим, я читал недавно, что капуста по своей конфигурации очень похожа на человеческий мозг. Одному японскому ученому даже удалось снять с нее что-то похожее на энцефалограмму.
Розенберг: Я тебя умоляю, Вербицкий. Умолкни.
Вербицкий: Что значит, "умоляю"? Я не женщина, чтобы меня умолять.
Розенберг: Ты еще хуже.
Тереза: Господи, ну какие вы сегодня все нервные. (Бандересу). Бандерес, научи меня играть в бильярд.
Бандерес: Ну, прям.
Тереза (капризно): Ну, пожалуйста. Бандерес.
Бандерес: Хочешь, чтобы над тобой все смеялись? Это не женская игра.
Тереза: Неправда!
Бандерес: А я говорю, что подпустить женщину к бильярду, это все равно, что взять ее на корабль… Когда я служил во флоте, то у нас на корабле была одна бабенка, помощник повара. Так я вам доложу, что мы не утонули только потому, что стояли на приколе… И, между прочим, ее тоже звали Тереза… (Смеется). Надо ведь, да?..
Тереза: Ну, Бандерес…
Бандерес: Ну, ладно, уговорила… Но только, если выйдешь за меня замуж.
Тереза: Я подумаю.
Брут (не отрываясь от счетов): Только думай быстрее, пока его не увела какая-нибудь красавица с рыбного завода.
Бандерес: Что, говоря между нами, очень вероятно. (Поднявшись со своего места). Ну что? Еще желающие есть?.. (Осипу). Пошли, сыграем.
Осип (раскладывая карты, издалека): Сейчас…
Бандерес: Да оставь ты эти дурацкие карты. Пошли.
Осип (откладывая карты и поднимаясь): Карты не дурацкие. (Проходя мимо Гонзалеса, останавливается и хлопает его по плечу). Смотри, не прозевай у меня.
Гонзалес мычит. Осип и Бандерес уходят в бильярдную.
Тереза (Александре): А ты что ждешь? Или в доме мало работы?
Александра: Я только хотела спросить у господина Брута насчет капусты. Потому что, если квасить ее завтра, то надо ошпарить бочки, чтобы они к утру высохли.
Тереза: Ну, так и ошпарь.
Брут: Я думаю, что мы займемся капустой в воскресение.
Александра: В воскресение я бы хотела пойти в церковь.
Брут: Тогда в понедельник. (Терезе). Поможешь нам в понедельник?
Тереза (взяв со стойки книги, принесенные Осипом): Не знаю. (Поднимается по винтовой лестнице и исчезает).
Небольшая пауза.
Александра: Значит, в понедельник?
Брут: Видно будет.
Короткая пауза, в завершение которой Александра скрывается за дверями кухни.
Эпизод 7
Николсен (быстро пересев за столик Розенберга, негромко, почти шепотом): Я еще утром хотел спросить насчет этого несчастного Гонзалеса, господин Розенберг… Неужели это правда, что он обречен сидеть здесь день за днем, дожидаясь, когда, наконец, появится призрак убитого?.. Мне кажется – это немного жестоко.
Розенберг: Кто это вам сказал такую глупость?.. Он сидит здесь только сегодня, да и то лишь потому, что сегодня исполняется сороковой день нашему Дональду… Спросите вон хотя бы у нашего Брута.
Брут (меланхолично): Спросите меня, господин корреспондент – и я вам скажу, что кого боги решат наказать, того они лишают разума.
Николсен: Я тоже так думаю. (Доставая блокнот). Значит, только сегодня?
Розенберг: Только сегодня, господин корреспондент.
Николсен записывает. Одновременно с улицы раздается далекий рев корабельной сирены.
Вербицкий (подняв голову от газеты): Слышали?.. (Прислушиваясь). Между прочим, это гудит "Звезда Кастилии".
Брут: «Святой Петр».
Вербицкий: Говорю тебе, «Звезды Кастилии». Можешь даже не спорить… Она проходит мимо нас раз в две недели и как раз в субботу. То есть сегодня.
Брут: А я говорю тебе, что это «Святой Петр».
Звук сирены повторяется.
Слышал?.. Ревет, как буйвол.
Вербицкий (сердито): Ты прекрасно знаешь, что это "Звезда Кастилии", Брут, а говоришь так специально, чтобы меня позлить, чертов неудачник… Такая сирена есть только у «Звезды» и больше ни у кого. Ставлю золотой, что это она!
Брут: Да откуда у тебя золотой-то, Вербицкий?.. Побойся Бога.
Вербицкий (Розенбергу): Слушай Розенберг… Хоть ты скажи этому