Черкасов наклонился, поднимая рассыпавшиеся листы, сказал в пол, не поднимая головы, так же остерегаясь любопытных секретарских глаз:
— Не волнуйтесь так, Ирина Станиславовна, не надо. Хотите, я позже приду, когда вы успокоитесь? Или, может, давайте я оставлю бумаги, вы их просмотрите, а потом мы все обсудим по телефону?
От этой его понятливости, от своей беспомощности, от хищных Ларискиных глаз слезы катились по Ириным щекам. Она старательно отворачивалась от прозрачной стены, но краем глаза видела, как радостно потирает руки Лариска: так-так, и после этого ты смеешь заявлять о своей невинности?
— Хорошо, Вадим Николаевич, оставьте бумаги, я все просмотрю…
***
В понедельник, восемнадцатого апреля, у Ирины все валилось из рук. Это был один из самых знаменательных дней в году. В этот день они всегда собирались за праздничным столом. Приходили обе бабушки, дедушка, приходили ближайшие друзья.
Семнадцать лет назад появилась на свет самая замечательная девочка на свете, Марина Русакова. Маришка. Доченька.
Но в этот раз обычного праздника не будет. Больше нет мамы. И нет больше семьи. Раскололась семья на два неравных куска. Или нет, не так. Семья осталась, но откололся от нее кусок под названием мама. Она больше не член семьи. Она теперь бывшая жена. А мама? Тоже бывшая?
Дрожащей рукой Ирина набрали до боли родной номер. Трубку сняли после первого же гудка.
— Оллё, — радостно прощебетала трубка Маринкиным голосом, и Ирино сердце ухнуло в пропасть.
— С днем рождения, доченька.
Ответом ей была короткая тишина. Потом трубка словно очнулась и саркастично выплюнула:
— Хм, это кого же к нам в гости занесло? Что за добрая тетенька о нас вспомнила?
— Зачем ты так, Мариша? Думаешь, мне легко без вас?
— А нам? О нас ты подумала? Ты думала обо мне, когда целовалась со своим молокососом? А о папе думала? Тогда мы тебе не были нужны? А теперь вдруг вспомнила. Что так? Любовник бросил, нашел себе помоложе?
— Не надо, Марина, ты ведь ничего не знаешь… Вы даже не дали мне объяснить. Я приду вечером, поговорим…
— Чего объяснять, и так все понятно, — дерзко прервала дочь. — И вообще — на день рождения приглашают друзей и родственников, а ты теперь никто!
Ирина не нашлась, что ответить. Да и некому было — трубка красноречиво пищала короткими гудками.
Сердце остановилось от боли. Как трудно дышать. Если бы Ира могла заплакать — глядишь, и сердцу стало бы полегче.
Но спасительные слезы не приходили. Глаза были сухи до неприличия, будто она вдруг стала древней старухой, разучившейся плакать лет двести назад.
Боль рвала на куски. Чтобы остановить ее, нужно было всего лишь выйти на балкон и сигануть вниз, разрубив проблемы прыжком в вечность. Да какая уж тут вечность — третий этаж. Вместо вечности окажешься в инвалидной коляске, и только.
Остается лишь собрать волю в кулак и идти на работу. Нельзя рассупониваться. Если пережила новогоднюю ноч — теперь обязана жить долго. Даже если этого хочется меньше всего на свете.
На работе стало чуть-чуть легче. Круговорот неотложных дел отвлек от личной трагедии, и Ира смогла не то что забыть об утреннем разговоре, но хотя бы абстрагироваться от него, отодвинув на задний план мыслей.
Потом. Она подумает об этом потом, когда будет уже не так больно. Ради самосохранения. Ради выживания она будет руководствоваться девизом Скарлетт О'Хара. Правда, Скарлетт плохо кончила. Неважно. Потом, все потом…
Но потом не получилось. В начале двенадцатого в кабинет вплыла подчеркнуто-радостная Лариска и с издевательской улыбкой заявила:
— Ирина Станиславовна, не отпустите ли вы меня после обеда? У моей девочки сегодня день рождения, очень ответственный день. Придут родственники и любимый юноша — как раз сегодня она решила представить его семье. Ах, так много дел — сами знаете, как нам, женщинам, достаются эти семейные праздники. Все приготовь, убери, погладь рубашки да платья. Да и себе перышки почистить — не могу же я перед потенциальным зятем выглядеть золушкой! Так вы не возражаете?
Ирой владело одно желание — придушить тварь голыми руками. Тварь, забравшую ее жизнь, нагло присвоившую себе право находиться среди любимых Ирой людей. Самозванку, называющую себя матерью ее дочери.
Но именно этого ждала тварь, питающаяся чужим счастьем. Ждала всплеска эмоций и истерики. Чтобы потом подать в суд иск за нанесение оскорблений или даже побоев. Чтобы с ехидной ухмылкой рассказать за праздничным столом, как вопила от слепой ярости Ирина в собственном кабинете.
Нет, тварь, не дождешься! Ира не станет лить воду на твою мельницу.
— Я вас, Лариса Моисеевна, не задерживаю. Можете уйти немедленно. Можете даже не возвращаться — трест без вас не остановится.
— Ну что вы, — парировала та. — Трест без меня, конечно, не остановится. А как же я без треста? Без вас, Ирина Станиславовна? Кто же станет за вами приглядывать? Вот отгуляю сегодня, поздравлю доченьку, познакомлюсь с зятем, приласкаю мужа — а завтра, как штык, на работе! Так я убегаю? До свидания, Ирина Станиславовна, приятного вечера!
Секретарша покинула кабинет, подчеркнуто мягко прикрыв за собою дверь.
Ирина едва сдержала ярость. Давила в себе безумный крик раненной тигрицы.
Нельзя. Тварь услышит. Нельзя доставить ей удовольствие.
И все же из груди вырвался тихий протяжный стон, полный смертельной тоски и боли.
***
Квартира сверкала чистотой и идеальным порядком. Стол ломился от яств. Это все Ларочкина заслуга. Сергей пытался испортить ей праздник — дескать, без тебя справимся, тебе тут вообще не место. Ну да она понимает — ему нелегко, первый праздник без Ирки. Вот и кочевряжится. Ничего, пусть выпендривается, пока есть возможность. Скоро она впряжет его в свою телегу — тогда уж не подергается.
Нарядное голубое платье ей очень шло. Цвет только подкачал — с рыжим не слишком сочетается. Зато по цене вполне приемлемое. Волосы Ларочка заплела в косу, но хитро, только с середины, оставив свободной верхнюю их часть. Лишний объем исчез, и оттопыренные уши спрятались. Жаль, что она раньше так не попробовала. Глядишь, Черкасов бы клюнул, и сейчас она была бы вся в шоколаде. Впрочем, лучше синица в руках — что ей толку от пустых мечтаний о красавце Черкасове? Русаков тоже ничего. Не настолько хорош, конечно, зато практически в кармане.
Ирке она чуток приврала — не ожидался сегодня никакой потенциальный жених. Очень уж хотелось уесть бывшую подругу. Пришли, как обычно, родители Сергея да Маринкины подружки.