непокоренной.
Нынешняя Соланж, смотревшая во сне на себя прошлую, закрыла рот рукой, пытаясь подавить рыдания от представшей картины. Зато теперь она понимала Гастона, почему он долгое время обижался и не доверял ей: Ланж сняла прочный пояс с талии, встала ногами на стол, сделала петлю, перекинула через балку, и затянула ее вокруг шеи так, чтобы не осталось ни малейшего шанса выжить. Пес в это время выл рядом, рвался с цепи, умолял ее одуматься, но ей не нужна была жизнь, в которой не осталось надежды: ее предали близкие люди, у нее отняли мечты. Она толкнула стол, выбивая его из-под ног.
Глава сорок пятая, рассказывающая о неразрешенном вопросе
11 января 1831 года по Арагонскому календарю
С трудом разлепив веки, девушка увидела над собой скошенный свод, не похожий на острог, в котором ее держали. Попыталась подняться, но со стоном опустилась на ложе, и вцепилась руками в меховую накидку.
— Тише, красавица, не спеши, ты еще слаба.
Этот голос она уже слышала.
— Помнишь меня? Не бойся, я не причиню тебе вреда. Вот, выпей воды.
Приподняв ей голову, женщина поднесла к ее губам чашу, и девушка с жадностью выпила все до последней капли.
— Еще, — хрипло попросила она.
— Сейчас, осторожно, не торопись.
Придя в себя, Соланж Ганьон поняла, что находится в казахской юрте — традиционном разборном жилище кочевников, с деревянными решетчатыми стенами, укрытыми изнутри кибитки коврами, а снаружи — войлоком. Жерди, составляющие купол, упирались в шанырак — отверстие в середине купола, необходимое для освещения и вентиляции, только сейчас оно было прикрыто, чтобы защитить помещение от холода и снега. Пол был устелен коврами, в центре (прямо под шаныраком) стоял стол, а вокруг него лежали подушки для приема гостей. Вдоль стен располагались шкафы и сундуки, напротив входа стояла кровать на высоких ножках, отделенная от общей зоны малиновой занавеской с кисточками.
— Крепко же тебе досталось! — произнесла незнакомка. — Мы потратили столько магии, а ты никак не приходила в себя! Хотя мы-то исцеляли тело, но основную боль приняла на себя душа.
Голосовые связки еще не подчинялись, но Ланж попыталась улыбкой отблагодарить добрую женщину. Та улыбнулась ей в ответ, и тогда парижанка вспомнила, что уже встречалась с ней недавно.
— Вы… торговка… на ярмарке.
— Верно, красавица, я еще подарила тебе амулет. Только он должен был отогнать от тебя мертвецов, а на живых негодяев не действовал! Вот и попала ты в руки чудовищ похуже нежити.
И тогда память услужливо вернула все, что Ланж благополучно забыла. В ее глазах отразился такой ужас, что казашка прытко вскочила за каким-то отваром.
— Нельзя тебе волноваться, пей, пей давай!
— Нет, — отказывалась девушка, — нет, где Гастон? Где мой фамильяр?
Дверь открылась, и Соланж затихла, увидев вошедшего.
— Здравствуйте, мадмуазель Ганьон. Рад, что вы выжили вопреки мрачным прогнозам Данары.
Иван Бунин смотрелся весьма оригинально в традиционном казахском костюме, с отросшей бородой и тюбетейкой на голове. Однако его наряд настолько противоречил славянской наружности, что Ланж расхохоталась.
— Тише, — пыталась ее успокоить Данара.
— Ей просто понравилась моя обновка, — улыбнулся Бунин. — Видите, какие эти кочевники модники! Вряд ли вы встречались с подобным в Париже.
Успокоившись, Соланж потребовала немедленно все объяснить.
— Позже, ты только очнулась, нельзя тебе волноваться! — возражала Данара. — Еще успеете наговориться.
— Подожди, ей действительно лучше сразу все узнать. Только позвольте мне начать издалека, — сказал бывший декан, обращаясь к девушке, — чтобы не осталось не проясненных моментов.
— Хорошо, внимательно слушаю.
— В тот день, когда меня задержали, я не смог убедить Онежского в своей невиновности, да и не доверял ему. Думал, он специально решил всех собак на меня перевесить.
— Касательно собак, — перебила его Ланж. — Где мой фамильяр?
— Подождите, мадмуазель, мы еще к нему вернемся. Итак, Онежский и Рыков допросили Герцога, который заявил, что я являюсь предателем, служу Маре и планирую захватить власть в Академии. Разумеется, это ложь. Я даже не видел эту мертвечину, и никогда не встал бы на ее сторону. Однако мне хватило мозгов догадаться, кем являются студенты Герцог и Окская, я поверил в существование иных форм жизни, неведомых нам доселе, провел полное расследование, узнав, что многие в Академии в курсе происходящего, и дал себе слово, что в одиночку буду защищать детей от лесных тварей.
— Зачем вы тогда меня привлекли?
— Я не собирался, но в тот вечер в подземелье Диана напала на вас, и я был вынужден вмешаться. К тому же вы упорно лезли во все неприятности, так что пришлось сблизиться с вами, чтобы присматривать.
— Да, и для этого вы завербовали ученика Бравадина.
— Мальчишка влюбился в вас, всюду ходил за вами хвостиком, и я решил использовать его для вашей защиты, — без обиняков заявил Бунин, глядя, как щеки Соланж наливаются краской. — К тому же он по незнанию мог ввязаться в беду, например, подраться с Германом Герцогом, как сделал это, когда вас оскорбил другой ученик, Олег Кумцев, помните?
Только теперь Ланж в окончательной мере поняла, что Борис оттого и задирал ее сначала, что влюбился. И потом она вечно натыкалась на него по всей Академии, и думала, что он следил за ней из вредности, а оказалось — по просьбе декана, чтобы защитить! И с Кумцевым подрался, когда тот оскорбил ее на занятии! Боже!
— Но чего я не ожидал, — продолжал Бунин, — так это его вмешательства после моего задержания. Парень оказался смельчаком, и вызволил меня из темницы. Я понимал, что мне нельзя оставаться в Академии, но и брать с собой ребенка не хотел, поэтому оглушил, и отнес его на несколько этажей выше, спрятал в одном тупике. Уже выбравшись на свободу, я узнал, что Бравадина нашли в темнице на месте преступления.
— Но это же получается…
— Что в Академии действительно есть предатель! Он проследил за нашим глупым Борисом, позволил мне беспрепятственно уйти, чтобы все считали мою вину доказанной, и не искали других сообщников Мары. Он же нашел Бравадина, и перенес обратно в темницу, чтобы Онежский нашел парня, и допросил. Ну а дальше, дорогая мадмуазель, начинается самое интересное.
— Вы часом не о тайнике? Как вы могли так меня оболгать!
Бунин грустно вздохнул.
— Ваш упрек несправедлив. Я действительно отвел парня к тайнику, но сказал ему, что это секретное место, о котором никто не знает, и в котором он может спрятать все, что угодно, если однажды появится необходимость.
— Однако он рассказал об этом иначе! Заявил, что я там прятала дневник.
— Знаю, мне