больше нечего, этого я не могу.
— Игорь, — сказал Кудинов, — можно один вопрос?
— Конечно, — сказал Беляев. — Спрашивай.
— Скажи мне, Игорь, — сказал Кудинов, — Терехин в этой аварии виноват? Или нет? Я хочу знать.
Беляев ничего не ответил, отвернулся.
— А? — спросил Кудинов.
— Не знаю, — сказал Беляев.
— Неправда, Игорь, — сказал Кудинов. — Ты знаешь...
Беляев молчал.
Кудинов сел рядом с ним на диван, обнял его за плечи, прижал к себе.
— Игорь, — сказал он, — послушай... Наше горе никогда не утихнет... Но человек привыкает ко всему, так уж устроен этот мир... Мы тоже научимся жить с нашим горем, уверяю тебя... В конце концов, то, что произошло, это только ужасная нелепая случайность... Зла ты никому не хотел и не мог хотеть... Но если, — он вздохнул, — если сейчас ты допустишь, чтобы в тюрьму вместо тебя сел другой, ни в чем не виновный, отец троих детей, — Кудинов покачал головой, — этого никогда себе не простишь... Жить потом не сможешь...
Беляев молчал.
— Это будет такое злодейство! — сказал Кудинов. — А перед их памятью, Игорь, нельзя совершать злодейство. Мы с тобой это твердо знаем...
— Хорошо, — сказал Беляев. — Договорились...
— Игорь, — Кудинов еще крепче обнял его за плечи. — Ты меня прости... Получается, я сам толкаю тебя в тюрьму... Не представляешь, как это мне трудно... Но что же делать? Терехин был у меня сегодня... Вместе с сыном... Ты бы на них посмотрел.
— Его ты пожалел, — сказал Беляев.
— Но он же не виноват! — воскликнул Кудинов. Ты сам это только что подтвердил.
— Уйди, — попросил Беляев.
— Игорь!
— Я думал, у меня есть брат. А ты…
— Игорь! — в отчаянии сказал Кудинов.
— Уйди, — повторил Беляев.
Кудинов секунду-другую постоял и молча вышел за дверь.
...В саду было темно и тихо. Над аллеей ветер раскачивал фонарь. Светлое пятно туда-сюда маятником пульсировало по дорожке.
— Мотя! — Кудинов услышал голос Веры Михайловны.
Сгорбившись, сидела она на ступеньке крыльца.
Он подошел к ней.
— Был у Игоря? — спросила она. — Да? Как он?
— Ничего, молодцом, — бодро сказал Кудинов.
— Мотя, — спросила Вера Михайловна, — теперь ты от нас уедешь? Из этого склепа?
— Это и мой склеп, мама, — сказал Кудинов.
— Не уезжай, — попросила она.
— Пока не прогоните, никуда не уеду, — сказал он.
Они помолчали.
— Степа сдал совсем, — пожаловалась она. — Я-то ничего, держусь. Двужильная оказалась, а он кончился... Днем и ночью одно твердит: «Пускай не доживу я до суда над Игорем...» Как бы в разуме не повредился...
Кудинов ничего не ответил.
— Ты мне скажи, — старуха с надеждой посмотрела на него. — Игоря ведь не будут судить, верно?.. Тот злодей на них налетел?
Кудинов молчал.
— Почему ты молчишь, Мотя? — еле слышно спросила Вера Михайловна. — Разве Игорь может быть виноват?
Над садовой дорожкой туда-сюда раскачивался фонарь.
— Нет, мама, — глядя на светлое пульсирующее пятно, сказал Кудинов. — Игорь ни в чем не виноват.
* * *
На территории автобазы Терехин подметал двор.
К нему подошел малый в синей спецовке.
— К метле привыкнешь, за баранку не захочешь, — засмеялся он.
Терехин тяжело вздохнул.
— Ладно, Терехин, — сказал малый. — Не тушуйся. Вернут тебе права. Мы тут пишем коллективное письмо. От имени общественности.
— Какое письмо? — не понял Терехин.
— Что «жигуленок» виноват.
— Бесполезно, Ваня, — сказал Терехин. — Он и слышать не хочет.
— Кто? Твой следователь?
— При чем тут следователь? — вздохнул Терехин. — Старик Беляев меня обвиняет…
* * *
Зубков сидел у себя в кабинете, читал дело.
В комнату вошел начальник ГАИ Авдеенко.
— Отгадай, — сказал он, — зелененькое, шуршит, а не деньги?
— Три рубля, — сказал Зубков. — Вот с такой бородой...
— Тогда другая...
— Не надо, — сказал Зубков. — И так голова пухнет.
Авдеенко кивнул на папку, лежащую перед Зубковым:
— Пришла экспертиза?
— Не посылал еще, — сказал Зубков.
— Ну да? — удивился Авдеенко. — А чего тянешь?
— Да концы с концами не сходятся, — сказал Зубков.
— Здрасьте, пожалуйста! — удивился Авдеенко.
— До свидания, — ответил Зубков. — Читаю протокол осмотра места происшествия и понять не моту.
— Не по-русски, что ли?
— Не по-каковски, — сказал Зубков. — Вот смотри. — Он прочел: — «След правого колеса самосвала находится на расстоянии один и одна десятая метра от бордюра моста». Но если, — Зубков поднял голову, — если здесь именно прошло его правое колесо, то, значит, левое колесо на сорок семь сантиметров заехало на встречную полосу.
Авдеенко даже присвистнул.
— Вот те на! А мы с тобой и не заметили? Хороши! Выходит, виноват Терехин?
— Но это же противоречит всем остальным материалам дела, — сказал Зубков. — Подножка самосвала, обод фары, стекло от «Жигулей» — все на полосе Терехина. А след его на полосе Беляева. Где же столкновение произошло? Какая-то чертовщина!
— Пускай эксперты разгадывают, — сказал Авдеенко. — Они шибко умные.
— Бесполезно, — возразил Зубков. — Эксперты не были на месте происшествия. Они оперируют только теми данными, которые мы им даем.
Авдеенко задумался.
— Постой, — сказал он, — но Терехин же подписал этот протокол.
— А в каком он был состоянии? — спросил Зубков. — Что угодно подпишет...
— Не знаю, — сказал Авдеенко. — Подпись есть подпись. Не маленький.
— А тебе его закорючка нужна? Или требуется факт установить? — спросил Зубков.
— Но ведь и твоя закорючка на протоколе есть, — сказал Авдеенко. — Ты его тоже подписал.
Зубков