была мне сестрой, — говорила женщина. — Больше, чем сестрой...
— Я знаю, — прозвучал в трубке голос Кудинова.
Из глубины квартиры слышались громкие детские голоса.
— Получили мою телеграмму? — спросила женщина.
— Да, спасибо, — сказал Кудинов.
— О чем ты говоришь? Спасибо! — Она опять заплакала.
— Нина, — сказал в трубке голос Кудинова. — Старики очень плохи. Степан Алексеевич две недели лежал в больнице.
— А как сейчас? — Она вытерла слезы.
— Да неважно... Очень неважно... Знаешь, Нина, у меня есть предложение... Только не отвергай его с порога... Ты бы прислала детей старикам, а?.. С кажем, на месяцок... Это единственное, что может их вернуть к жизни.
Женщина не ответила.
— Алло! — прозвучал в трубке голос Кудинова. — Ты меня слышишь?
— Слышу, — сказала она.
— Посадишь в самолет, а я их здесь встречу. В аэропорту. Хорошо?
— Это тебя Игорь просил позвонить? — спросила она.
— Да что ты, Ниночка! — сказал голос в трубке. — Никто пока не знает о нашем разговоре.
— Значит, дети теперь ему понадобились? — сказала Нина. — А когда раскатывал с той женщиной, дети никому не были нужны.
— Нина! — Голос Кудинова в трубке стал громче. — Что ты говоришь? Той женщины уже нет, она погибла!
— Я ей смерти не желала, — возразила Нина. — Судьба сама так распорядилась. Без меня.
В глубине квартиры еще сильнее расшумелись дети.
— Я ведь в курсе, Мотя, — сказала Нина. — Оленька мне часто звонила... Как представлю, что старики пируют со своей новой невестушкой... что хочешь делай, а простить им этого не могу.
Трубка молчала.
— Я стала очень злой, Мотя, — сказала Нина. — Такой злой, что даже самой страшно...
...Кудинов стоял в телефонной будке. Не перебивал Нину. Слушал. Вдруг сказал:
— А почему не спрашиваешь, что теперь с Игорем будет?
— А разве он виноват? — после некоторой паузы спросил ее голос в трубке.
— Одно тебе скажу, в тюрьму его не посадят.
— За что же в тюрьму? — услышал Матвей Ильич. — Кто-кто, а он-то уж до конца жизни наказан.
— Не знаю, — сказал Кудинов.
— Что?
— Ничего, — сказал Кудинов. — Я говорю, ты совсем не злая. Ты молодец, Нина, ты очень добрая... Решишь с детьми, дай телеграмму.
* * *
Игорь Степанович Беляев и старики сидели за накрытым столом.
Бутылка водки была уже почти пуста. Пил, впрочем, один Игорь Степанович. Рюмка старика оставалась нетронутой.
— Все, баста, — сказал Игорь Степанович. — Решение принято. В Москву вас забираю, к себе. Из этой дыры…
— Хорошо, Игоречек, — сказала Вера Михайловна, — только не пей сейчас больше. Ладно?
— Это не самое страшное, мама, — возразил Игорь Степанович.
В комнату вошел Кудинов.
— Добрый вечер, — поздоровался он.
— А, зятек! — сказал Игорь Степанович. — Прошу к нашему шалашу.
Вера Михайловна заторопилась.
— Сейчас, Мотенька... Я тебе отдельно, на масле.. — Она вышла за дверь.
— Язвенникам можно? — Игорь Степанович поднял над столом бутылку.
— Немножко, — сказал Кудинов.
Игорь Степанович налил ему.
— За тебя, святой человек! — громко объявил он. — За тебя!
— Спасибо, — поблагодарил Кудинов и пригубил рюмку.
Игорь Степанович пристально следил за ним.
— Брезгуешь? — спросил он.
— Ну что ты! — сказал Кудинов и отпил еще глоток.
— Может, компания не устраивает? — спросил Беляев.
— Компания что надо! — сказал Кудинов.
В комнату вошла Вера Михайловна, в руке она держала сковородку.
— А знаешь, отец, — сказал Игорь Степанович, — зять-то наш в тюрьму меня уговаривал... Пойди, говорит, попросись. Может, упекут за решетку... Дай бог!
Старик Беляев молча смотрел на них.
Вера Михайловна поставила на стол сковородку. Руки у нее дрожали.
— Ты пьян, Игорь, — сказал Кудинов.
— Правды не хочешь? — спросил Игорь Степанович.
— Потом выясним всю правду, — пообещал Кудинов.
— А зачем ждать? Я тебе и сейчас все скажу. — Игорь Степанович облокотился о стол и приблизил к Кудинову свое лицо. — Да ты же, Мотенька, хотел, чтобы я был виноват, — произнес он. — Мечтал, признайся! А почему? Да потому что, — он засмеялся, — всегда мне завидовал... Всю жизнь... Я себе все мог позволить. Молодую красавицу-жену! Дом в столице! Друзей, которых всегда сам выбирал... А ты?.. Когда-то тебя Ольга выбрала... Потом старики приютили... Захолустная школа — твой потолок... И вот эти, — он ткнул пальцем в сковородку, — вареные помои.
— Дети, — сказала Вера Михайловна. — Что вы делаете?
— Язвенник несчастный! — сказал Игорь Степанович.
После долгой паузы Кудинов произнес:
— Если б это слышала твоя сестра...
— Моя сестра, — сказал Игорь Степанович, и голос его прервался, — моя сестра никогда б не отправила меня в тюрьму. Даже если я во всем виноват, а не Терехин.
Кудинов встал.
— Постой, — сказал ему старик Беляев.
Кудинов остановился.
— Сядь, — сказал старик.
Кудинов снова опустился на стул.
— Уезжай, Матвей, — сказал старик.
— Куда? — не понял Кудинов.
— От нас уезжай, — сказал старик. — Ты нам чужой, мы тебе чужие...
— Степочка! — прошептала Вера Михайловна. — Что ты говоришь?
Кудинов сидел откинувшись на спинку стула.
Очень тихо было на террасе. Слышно, как где-то вдали стрекочет машина.
— Нет, Степан Алексеевич, — проговорил Кудинов, — никуда я от вас не уеду... Игорь ведь правду сказал, на всем белом свете были у меня вы да Оля... А теперь только вы одни остались. — Он поднял рюмку. — Ваше здоровье, Степан Алексеевич. И спасибо вам за все. — Допил водку. Положил что-то в рот. И вышел.
Степан Алексеевич не пошевелился.
И тут Игорь