предложит в магазине при буфете не только кило сахару. Бабы реже отправляли мужей одних за покупками к Анжеле, в основном ходили сами, зло зыркая из-под склеенных дешёвой тушью ресниц.
Однако это не помешало некоторым настырным субъектам перейти от сальных взглядов к более активным действиям, чем без зазрения совести портили кровь Анжеле. Не то чтобы Энжи надеялась обрести в этой глуши большое и светлое чувство, воспитания и образования у местных на такую любовь не хватит. «Гений чистой красоты» Пушкина им незнаком, а ван Гог и подавно… Деревенщины, не стесняясь в выражениях, вполне чётко показывали, что они испытывали к новенькой, не упуская возможности ущипнуть за выпирающие места или с мерзким гоготом бросить неприличное предложение. Анжела решила опять сбежать. Но куда?
Обдумывая возможные варианты, она раскатывала тесто, пока бабушка занималась начинкой. Галина Ильинична была прямой и плотно сбитой, как сметана, женщиной, её крепкие руки с лёгкостью несли полные вёдра воды из колодца, ласково, но уверенно доили корову, а теперь быстро нарезали ревень для пирога. Обе женщины вздрогнули, когда через распахнутую дверь вошёл участковый, жилистый крепкий мужичок, сверкая из-под кустистых седых бровей хитрыми поросячьими глазками.
— Ильинична, дела как? Скрипишь помаленьку?
— Чё тебя принесло, милок? Тутушки пирожки ещё не готовы, — улыбнулась она.
— Выдь в огород, мне побалакать с внучкой надобно. Конфиденциально, о!
Для убедительности он поднял указательный палец. Старуха, вытирая руки о заляпанный фартук, направилась наружу. Участковый закрыл за ней дверь.
— Анжела…
— Николаевна, — напряглась Энжи.
— Пусть так, — ответил он и причмокнул. — Вы сегодня чудо как хороши!
Он подошёл ближе и схватил Анжелу за ягодицу. Энжи взвизгнула и вырвалась, отскочив в сторону.
— Значится так. Тут донос поступил, что ты обзываешь разными плохими словами наших руководителей и страну с грязью мешаешь, да и в магазине недостачу обнаружили. Твоя вина, больше некому. Разве Авдотья стала бы после стольких лет службы?
«Всё это ведьма подстроила», — пронеслось в голове Анжелы.
— Сидеть тебе, девка, как пить дать. Последние деньки на свободе.
Места там красивые, простор. Сибирь-матушка. Ты как холод переносишь? А комариков не боишься, сосунчиков? Ну и барышни-зечки многому научат, у них свои университеты пройдешь. Скурвишься быстро, сама себя не узнаешь. А вдруг понравится? Что мне делать? Как поступить? Я ведь добра тебе желаю, ты видная. Товар налицо — первоклассный. Могу тебе и подсобить, но могу и тут же арестовать за поклёп на честных людей да воровство. Ты в моих руках. Решим по-хорошему? Мирно, — служивый улыбнулся.
Он стал снимать с себя форму, медленно и с почтением, и сладко посапывая в предвкушении удовольствия. Анжела замерла, глядя на то, как он снял фуражку, повесил на стул форменную рубаху с коротким рукавом, оставшись в майке-алкоголичке. Участковый вновь хлопнул её по попке, приговаривая: «Цигель-цигель, ай-лю-лю». Когда он, кряхтя, расстегнул потёртый ремень, то внезапно схватил оторопевшую от такой бесцеремонности Анжелу за сосок груди, сжал его по-хозяйски, словно вымя коровы для дойки. Энжи поглядела вниз, потом на обидчика и, резко придя в себя, будто её бросили в ледяную воду, сделала выпад вперёд, схватила скалку и наотмашь ударила его по обнажившемуся поднявшемуся ванькой-встанькой мужскому страдальцу, ждущему сладострастия. Участковый заверещал диким поросёнком, потом, придя в себя от дикой боли, выдохнул:
— Нападение на полицейского при исполнении!
— Да ты без формы, старый дурак.
Брюки с расстёгнутой ширинкой сползли до щиколоток. Однако участковый их резво подтянул и оглянулся. За ним стояла Галина Ильинична с граблями.
Он покраснел всем телом, отчего стал похож на стручок перца. — Ах ты, паскудник! Щас пришибу! Я старая, может, мне в тюрьме остаток дней провести судьба велела, но есть шанс, что оправдают, — затрещала старуха. — А может, мне жену твою позвать?
Участковый торопливо оделся и ретировался с видом оскорблённой невинности, бубня, что это так не оставит.
Анжела села, прижимая к себе скалку. Теперь точно сживут со света. Впереди замаячила тюрьма, и сквозь траурное марево она увидела себя в петле.
— Дела, Желечка, хуже некуда. Уезжать тебе надо. У него в городе родня во власти. Тебе туда соваться опасно. Собирай вещи, и по бережку в соседний поселок. Он мужик отходчивый, должно наладиться всё. Но спрятаться тебе надобно.
Анжела быстро побросала самые необходимые документы. Ах да! Паспорт не забыть. Бежать, и поскорее!
— Слушай, ты же грести умеешь, лодкой быстрее доберёшься, а то берег крутит. Давай через огород к старому причалу, там лодка стоит. Рыбак Ванька сегодня хворает, можешь её взять. На юг плыви. Но там граница недалеко, ты аккуратнее, чтобы не пересечь. Военные заметят — пиши пропало. Может, и даст тебе бог силы дорулить. Два часа ходу. В посёлке спросишь Валентину, моя школьная душевница. И письмецо от меня передашь, я накропаю сейчас. Море сейчас тихое.
Она обняла на прощанье внучку.
— Удачи тебе!
Последние слова с прохладным вечерним ветром долетели до Анжелы, когда она споткнулась на пороге и летела со ступенек. «Ох, не к добру. Что ж я такая невезунка?» — Энжи всхлипнула. Поднялась, облизывая разбитую губу. Теперь этот солёно-сладковатый привкус будет её последним воспоминанием о жизни в деревне.
Ночь, безветренная и тёмная, будто Анжела провалилась в недра земли, спрятала её отплытие.
Энжи гребла долго. Сколько раз вёсла с мерным постукиванием в уключинах хлюпали в чёрной воде, мерцающей тревожными бликами? Сотни, тысячи? Внезапно выглянула луна, Анжела увидела, что далеко отплыла от места бегства. А впереди неизвестность. Руки машинально продолжали однообразные движения, несмотря на усталость и вспухшие мозоли на ладонях. Энжи держалась у берега, у неё открылось второе дыхание. «Вот и легче стало. Скоро доберусь до соседнего города, и начну жизнь заново… в который раз», — успокаивала она себя, не зная, что лодку подхватило сильное течение, оно относило беглянку к границе.
Глава 21 Побег
Первое время Анжела с энтузиазмом гребла в обволакивающем обманчивой доверчивостью мареве тумана. Сумрак сгущался. Солёные брызги да пробивающиеся, если повезёт, из-за туч звёзды-мигалки оставались единственными свидетелями её бегства. Вот в дымке окончательно скрылась и земля с приставучими мужчинами-самцами,