официантками в один из брайтоновских ресторанов, зарплата позволяла сносно существовать: они снимали крошечную квартиру и закупались продуктами, используя систему бесчисленных дискаунтных талонов в крупных универсамах, когда можно было купить товары чуть ли не в два раза дешевле, чем в других местах. Но вскоре у Тани появился бойфренд из русских, и она перебралась в Лос-Анджелес.
Анжела с подругой на прощание обнялись и всплакнули, Энжи осталась одна. Она сменила работу. Ее фирма обеспечивала кейтеринг, то есть предоставление блюд и официантов для организаций и индивидуальных клиентов. Приходилось всё время попадать в разные дома, гостиницы, офисы. Вскоре она знала город, как облупленный.
Однажды, на одном из приёмов, её поманил пальцем юбиляр. Старик сидел в инвалидной коляске и радостно улыбался. Он попросил Анжелу о какой-то мелочи. Потом пригласил присесть рядом. Сказал в шутку всем, что если бы был молодым, то сделал такой милой девочке предложение.
Анжела покраснела, гости рассмеялись. Она стала уже забывать о приключении.
А незадолго до того, как решилась судьба со статусом Энжи, её пригласили на интервью для телевидения. Анжелу долго окукливали, гримировали перед съёмкой, наносили толстый слой грима, замазывая и затемняя кожу. Когда, наконец, удалось мельком бросить взгляд в зеркало, Энжи нервно закашляла. Отражение напугало её. Впалые щёки, припухшие веки, опущенные уголки губ — всё говорило об истощении и болезненности. Хотелось плакать, но гримёр, гладкий и сладкий парнишка с подведёнными глазами, запретил, сердито зацокав.
Надев на Анжелу мятую футболку с дядей Сэмом, отвели в студию и посадили в мягкое кресло перед излучающей благополучие и уверенность журналисткой в облегающем костюме. Её светлые волосы, собранные в строгий пучок, говорили о профессионализме и сосредоточенности.
Внезапно режиссёр передачи предложил:
— А что, если наденем гостье маску Микки Мауса для загадочности? Пусть зрители думают-гадают, как она выглядит.
Молниеносным движением ассистент водрузил, как цветы на памятник, ей на лицо пыльную картонную штуку с улыбающимся мультяшным героем.
— Вот теперь полный ажур. Камера пошла!
Журналистка улыбнулась, показывая зубки не хуже, чем это делала акула. Действительно, велика ли между этими хищными рыбками разница?
— Чем вы занимались до своего чудесного спасения?
— Я бы не сказала, что это спасение…
— Как же? — журналистка растянула аппетитные губы еще шире. — Вы, либерально настроенная активистка, вступившая в конфликт с системой, страдали от преследований, а потом вас сама природа спасла от репрессий.
— Да, но… Я работала в магазине и училась.
— Значит, вы сотрудничали с молодежью? Несли им демократические ценности?
— Эм, нет, я просто училась, но потом уехала в деревню.
— По нашим данным, вас отчислили. Это как-то связано с вашими политическими воззрениями?
Журналистка выразительно поглядела в камеру, недвусмысленно намекая, что знает, о чём спрашивает.
— Не думаю, у меня не заладилось с сессией, и я взяла академ.
— Вы теперь можете говорить правду и только правду. Вы в самой свободной стране в мире.
Анжеле показалось, что блондинка сейчас перекрестится. Но та потянулась за стаканом воды, где сиял логотип известной корпорации, с которой, без сомнения, у телестудии был контракт.
— Я ведь и объясняю…
— Не готовы, и не надо. Мы всё понимаем. Расскажите лучше о борьбе за права в деревне, за которую и пострадали.
— Вы о том, что я ударила скалкой участкового?
— Разумеется, вопиющий случай сексуального домогательства со стороны официального лица. Что вы испытали при этой попытке вторжения в ваше личное пространство?
Режиссёр вдруг замахал руками, и на Анжелу направили поток холодного, тусклого света, отчего даже улыбающаяся маска Мики Мауса, прилепленная скоропостижно на лицо и мешающая дышать, стала выглядеть несчастной.
— Я испугалась, ударила и убежала.
— Как вы расцениваете, это как-то повлияет на общественность и роль женщины в обществе? Ведь скалка это и типично женский инструмент, с одной стороны, но и фаллический символ, с другой. Станет ли такой простой предмет домашнего обихода новой эмблемой борьбы за равенства полов?
Журналистка поправила лацкан пиджака, чтобы её грудь, сверкавшая ровным загаром, была лучше видна в кадре.
— Я не очень поняла, о чём вы… — Анжела жалостливо оглянулась в поисках поддержки, но все вокруг уставились в мониторы. — Скалка была первым, что попалось под руку.
— Что произошло потом, когда волею судьбы вы оказались в США? Без сомнения, Господь всегда заботится о тех, кто на стороне добра.
— Меня чуть не съела акула…
— Значит, вы счастливы, что оказались несъеденной?
Блондинка взмахнула холёной рукой, будто собиралась обнять всю нацию избранных, которые приникли к экранам во время трансляции.
— Я жива, этого мне достаточно.
— Боже, храни Америку! — проговорила журналистка дрожащим от умилённой гордости голосом.
— Снято! — выкрикнул режиссёр. — Ладно, мы смонтируем так, что будет конфетка.
— Я хорошо выглядела? — спросила журналистка гримёра, подскочившего с пудрой.
— Как всегда, волшебно!
— Меня точно не полнил этот костюм?
— Нет-нет!
Все засуетились, и про Анжелу забыли. Ей ещё перед съёмкой дали пятнадцать долларов, и сказали, что интервью будут показывать на следующий день в вечерних новостях. Вот только телевизора у Энжи в скромной квартирке не было.
Вскоре Анжела получила, как сексуально преследуемая на родине, статус беженки. А потом замаячило и получение гринкарты.
Энжи сняла комнату в приличном районе Манхэттена, острова, на котором располагается главное боро города мегаполиса Нью-Йорка. Жизнь завертелась. Появились подруги. Их было даже слишком много.
Однажды утром разбудил звонок: пригласили в частный клуб миллионеров на пятьдесят первую улицу недалеко от Центрального парка, Metropolitan Club.
Ну как отклонить такое приглашение? Один из авторов книги бывал и там, но не в качестве миллионера, а в качестве русского скомороха со скрипкой, которому аккомпанировал такой же скоморох на баяне. Для американцев — экзотика! И все там знали в обязательном порядке три русские мелодии: «Калинку», «Подмосковные вечера» и «Катюшу». Этим и ограничивалось знание русской музыки и России плюс святое дело — «столичная» водка, непременный спутник застолий и украшение всех баров. Да, чуть не забыл, неприличным у знатных американцев является незнание мелодии из фильма «Доктор Живаго».