которые подняли своего командира на борт грузовика.
Когда машина наша тронулась, увозя нас с этого поля боя, тот пожилой солдат помахал нам рукой и крикнул:
– Спасибо вам, родимые!
– Ага, спасибо, – заревела Светка. – Из-за нашего выступления, наверное, и проворонили этих чертовых ястребов.
– Ой, девчонки, не вините себя сейчас, – сказал Лешка. – Война на дворе. Она одна виновата во всем.
Наш грузовик несся так быстро, что проделал совсем не близкий путь за вполовину меньшее время, чем обычно. Подъехав к зданию больницы в Вязьме Светка быстро помчалась внутрь. Уже через пару минут выбежали к нам санитары и забрали командира на носилках.
– Давайте подождем, пока операция закончится, – попросила я Льва Давидовича, который устало смотрел куда-то перед собой, явно тоже пребывая в каком-то стрессовом состоянии после сегодняшнего происшествия. – Я хочу знать просто, выживет он или нет.
– Подождем, конечно, – махнул он рукой и улегся в грузовике, положив под голову сценическое покрывало. – Вы идите, а я немного вздремну, а то так что-то перетрясло сегодня, что мочи нет, хочется глаза закрыть и забыться.
Катя с Лешкой осталась тоже в грузовике, мы же с Ленкой и Светой пошли внутрь, где, найдя кабинет операционной, уселись на стоящие рядом стулья и стали ждать. Так мы и просидели молча часа два, наверное. Я уже нервно отстукивала по полу своим каблуком, сомневаясь в том, что офицер останется в живых.
– Сонь, прекрати, – одернула меня Ленка, которая тоже была на взводе.
В этот момент двери операционной открылись, и молоденькая медсестра вышла к нам. Мы сразу обступили ее, испуганно хлопая глазами и не в силах задать вопрос.
– Да жив, жив ваш офицер. Вы вовремя оказали ему помощь и быстро сюда привезли. Он обязательно поправится, – улыбнулась девушка.
– Жив, – заревела я и села на стул, поскольку мои ноги напрочь отказались меня слушаться.
– Наш хирург сказал, что у того, кто оказывал первую помощь – просто золотые руки, – добавила девушка и извинившись оставила нас.
– Видишь, Соня. А ты все – руки не из того места, руки не из того места. А оно видишь, как сказали – золотые твои ручки, – опустившись рядом на колени Ленка взяла мои ладони в свои руки и легонько их поцеловала.
Я же только сейчас обратила внимание на то, что все руки измазаны у меня засохшей кровью. Да и не только руки. Я вся была в крови и некогда моя белая блузка сейчас была практически одного цвета с кроваво-красной юбкой, половина подола которой был оторван. Я окинула себя взглядом и сказала:
– Да. Вид у меня еще тот.
– А как же иначе может быть, на передовой же побывала, медсестра ты наша, – засмеялись девчонки.
В этот момент двери хирургии открылись и оттуда вышел высокий мужчина в белом халате и пошел по коридору. Что-то в нем показалось мне знакомым, и я встала и быстро побежала за ним.
– Товарищ хирург, – окликнула я его.
Мужчина повернулся, и я остановилась:
– Нет, извините, я ошиблась, – проговорила я, поняв, что ошиблась, приняв мужчину за Игоря.
– А вы, наверное, та девушка, которая офицера спасла? – улыбнулся мужчина.
– Да, это я, – я едва улыбнулась.
– У вас и правда золотые руки.
– Нет, золотые руки у того, кто меня этому научил, – ответила я и грустно повернувшись пошла к девчонкам.
Вернулись мы в наш городок уже тогда, когда солнце село за горизонт. Увидев нас Зинаида запричитала от ужаса и кинулась быстро греть воду. Затем отдала двум помощницам команду накрывать на стол. Есть не хотелось вообще. А вот принять ванную было в самый раз. Стянув с себя то, что осталось от некогда красивого костюма, я быстро смыла с себя следы крови, высушила свои длинные волосы и закутавшись в теплый халат просто упала на кровать, сказав, чтобы меня никто сегодня не трогал и ужинать я не буду.
Глава 6
Заговоренные. Да, именно так называли нас те некоторые, кто знал из скольких ситуаций выходила наша небольшая театральная бригада на протяжении четырех военных лет, пока мы колесили по израненной войной земле и дарили солдатам минуты искусства в это нелегкое время. Бомбежки, обстрелы, невесть откуда маячащие на горизонте патрули, мы каким-то чудом выбирались из всего целыми и невредимыми в полном составе. Даже наш старичок-грузовик и тот был в целости и сохранности все эти четыре года и все так же колесил по дорогам России, везя на себе ношу искусства. Казалось, ничего не менялось. Все те же выступления, все те же костюмы, все те же минуты отдыха и снова дорога, дорога. Ничего не менялось. Кроме нас. Мы стали другими. Света стала более жесткой во взглядах на жизнь. Она уже не плакала при каждой возникшей из ниоткуда непредвиденной ситуации и все больше стала походить на Ленку, которая если раньше была просто кладезем хладнокровия, то теперь же была просто непрошибаемой. Она уже ничего не боялась и только порой ледяной взгляд ее голубых глаз слегка оттаивал в те минуты, когда ей удавалось получить весточку от Егора. В такие минуты она уходила куда-то подальше одна и только вернувшись по ее мокрым ресницам было видно, что она плакала. Катя наша закрутила роман с Лешкой и, пожалуй, одна она сохранила ту девичью непосредственность и широко распахнутые глаза, наполненные каким-то невероятным оптимизмом. Откуда она черпала его, не знал никто из нас. Даже ее Лешка. Лев Давидович…он все так же орал на нас, правда уже не так часто, как раньше. Он начал писать сам небольшие сценки, которые не требовали большой подготовки и были адаптированы под нашу непростую, военную обстановку. Я же… даже не знаю… все наперебой говорили, что я хоть и держу марку веселой актрисы-хитрюги, но из нас троих я стала самая жесткая. Меня уже не приводили в ужас кровь и смерть, и если доводилось где-то попасть в ситуацию, подобную первому выступлению с бомбежкой, то я не раздумывая доставала из своего походного рюкзака подаренные мне как-то одним из полевых хирургов инструменты и принималась штопать, доставать осколки и делать довольно-таки сложные хирургические манипуляции, при виде которых я бы прежняя не то что в обморок падала бы, а вообще больше никогда не подходила бы к операционной. Мне даже прозвище дали «хирург» за довольно-аки большое количество спасенных на войне жизней.
– Есть то как хочется, – вернул меня к действительности тихий голос Кати.
Посмотрев на девушку, я ободряюще улыбнулась и сказала:
– Еще немного потерпи. Километров пять и будем в