говорю, если капризничать вдруг станет, оборвите ее пару раз для порядка, я разрешаю. Это ей чай не Большой театр, тоже должна понимать. А то все фифу из себя строит. Хорошая девка, да больно капризная.
– Я пойду, посмотрю, может ей еще чего надобно, – сказала Зинаида, которая несмотря на слова режиссера все-таки хотела угодить нам всем.
Когда за ней закрылась дверь, Лев Давидович устало опустился в стоящее возле окна кресло и сказал:
– Как вы, девоньки мои? Сможете сегодня вечером организовать что-то для раненых в госпитале? А потом уже отдохнем и завтра в путь в стрелковую дивизию. Или сказать, что на сегодня отбой?
Мы с девчонками переглянулись, и я возмущенно сказал:
– Да какой отбой? Мы что, бока сюда отлеживать приехали? Конечно выступим в госпитале!
– Мои девочки, – довольно проговорил режиссер. – Знал, кого выбирал себе в бригаду. Ну и хорошо, значит разбирайте вещи, затем переговорите с Лешкой и Катей, что там можно на скорую руку сыграть и поедем, порадуем наших хлопчиков.
Следующий час мы бегали по театру, готовясь к нашей небольшой постановке. Все так волновались, наверное, даже больше, чем перед выступлением на сцене в Москве. Каждый из нас знал, что здесь другие зрители, другие глаза и чувства, мысли, и чего они ждали от нас, эти повидавшие смерть на поле битвы ребята, мы не знали. Знали только одно, что выложиться мы должны были по полной программе и наше небольшое выступление просто обязано было принести радость нашим солдатам.
В большом здании, наспех переделанном под госпиталь для раненых, поскольку местная маленькая больница просто не в состоянии была уместить всех, кто каждый день поступал сюда с фронта, мы переоделись в наши нехитрые народные костюмы, поскольку было решено в этот раз не ставить сцену, а спеть несколько самых любимых на то время нашим народом песен, станцевать пару танцев и сыграть всеми любимые мелодии, которые так мастерски выводил на своем друге-баяне наш непревзойденный виртуоз Леша. Когда мы зашли в огромный зал, в котором стоял не один десяток кроватей, мы все едва могли сдержать эмоции, которые накатили на нас в считанные секунды. Глаза! На нас смотрели глаза наших защитников. Некоторые едва сдерживали боль, периодически зажмуриваясь и издавая тихий стон, некоторые, которые уже более-менее шли на поправку, с интересом взирали на нас, некоторые же просто отрешенно смотрели куда-то мимо, только делая вид, что им интересно то, что будет здесь происходить. Раненые, искалеченные, молодые, старые, наши мужчины смотрели на нас с таким переливом чувств, что я поняла, если выживу, то это будут самые дорогие мне взгляды, которые я когда-либо увижу со сцены.
– Чего дрожишь, ступай давай, – недовольно прошептал Лев Давидович, подталкивая вперед нашу Катю-балерину, которая от увиденной картины просто застыла в дверях, не смея ступить ни шагу.
Один из солдат, крепкий высокий детина на костылях, стоящий около самого окна, опираясь на подоконник, сказал:
– Мужики, поддержим наших молоденьких актрис, гляди, испужались как при виде нас!
Мужчины засмеялись и когда солдат захлопал в ладоши, сразу же все поддержали его громким гулом всплесков крепких мужских ладоней, не так давно бивших врага на передовой. Светка пришла в себя первая и выскочив на середину зала отвесила низкий поклон и сказала:
– Здравствуйте, товарищи солдаты! Это наше первое выступление здесь, поэтому мы немного волнуемся. Сегодня наша маленькая, но такая талантливая бригада, – улыбнулась она, кивнув в нашу сторону, – исполнит для вас такие родные и любимые всеми песни. Песни, которые мы так любили с вами в наше мирное время, за которое вы сейчас боретесь с теми, кто незваным гостем вторгся на нашу землю в надежде забрать у нас это мирное небо над головой. С теми, кто как черная чума навис над бескрайними просторами нашей родины! С теми, кого мы обязательно победим! Ведь вы, наши дорогие солдаты, обязательно подарите нам светлое будущее, будущее без фашистов на нашей Великой русской земле! – сверкая своими огромными глазами, полными слез, торжественно проговорила она придуманную на ходу речь, каждое слово которой звучало от чистого сердца.
В зале прозвучали снова аплодисменты и когда они стихли, Света подала знак Лешке, и когда он заиграл на своем баяне, стала ходить между рядами кроватей и исполняя песню «Синий платочек». Девушка подходила к каждому из раненых солдат и крепко жала им руки, словно пытаясь передать ту веру в их силу и мужество через свою белоснежную девичью ладошку. Мужчины улыбались и целовали эти ее трясущиеся от волнения пальчики, приободряли ласковыми улыбками, давая понять, что эта ее песня, не просто песня, это нечто большее, что это были слова, которые словно возвращали их туда, домой, где их ждали матери, жены и невесты. В какой-то момент Света остановилась около кровати, на которой лежал молодой раненый парень, и так же протянула ему руку, но когда увидела, что парень просто не мог поддержать этот ее жест и ответить рукопожатием, поскольку рук-то у него не было, были только туго забинтованные выше локтя обрубки этих самых некогда сильных рук. Девушка не растерялась, она стала на колени подле кровати и наклонившись поцеловала в губы парня, которому на вид было от силы двадцать лет. Молодой солдат улыбнулся и благодарно кивнул Свете, которая, мы все это видели, только ей ведомым усилием воли, сдержала слезы и продолжила петь. Все солдаты, после того как Света встала с колен, тоже поднялись на ноги. Кто не мог стоять, сел на кровати, облокотившись на подушку. Кто хоть как-то мог удержаться на ногах, превозмогая боль, облокотившись на костыли, выпрямился и отдал честь нашей хохотушке невысокого роста, которая так легко, всего одной песней смогла вселить в этих видавших виды мужчин чувство гордости за то, что сражаясь, они спасали нас, таких же как Света, готовых в любую минуту преклонить колени перед каждым, кто проливал кровь во имя Великой Победы.
Воспрянув духом от выступления Светы, мы с Ленкой исполнили несколько задорных танцев под веселые звуки баяна, затем наша хрупкая Катя подарила несколько минут своего классического выступления на пуантах, закончил же наше успешное представление Лев Давидович, который проникновенно прочитал «Бородино» Лермонтова.
Когда наше выступление закончилось и мы, взявшись за руки, отвесили низкий поклон нашим самым дорогим зрителям за все то время, что нам довелось топтать подмостки театра, один немолодой солдат достал из своей походной сумки немецкую шоколадку, потертую, трофейную, и подойдя к нам сказал:
– Спасибо вам, мои деточки, за то, что принесли нам сюда воспоминания